Сердце-озеро - [11]

Горбатые горы брели.

А степи до самого кряжа

Волнились такой муравой,

Что кони и вершники даже

Тонули в траве с головой.

И людям бы жить на просторе,

Но с той же безвестной поры

На мирные хижины горе

Слетело с Змеиной горы.

Чуть зорька над нею забрезжит,

Глаза золотые открыв,

Зубовный доносится скрежет

И шорох драконовых крыл.

И тяжко от черной напасти,

И страшен злодейский налет,

Когда из разинутой пасти

Он бешеной пеной плюет:

То ноги ломотою стянет,

То тряской вконец сокрушит,

То язвой лицо испоганит,

То силы, то жизни лишит.

Джигиты, и старцы, и дети,

И жены, недолю кляня,

Страшились небесного света,

Как волки боятся огня.

Не то чтобы поле засеять

Да выездить резвых коней, —

Жилища покинуть не смели,

Пока не натешится змей.

И только из крайней саманки,

Едва рассветет синева,

За травами шла спозаранку

К далеким урманам вдова.

И снадобья слабых спасали,

И смерть отгоняло питье,

И матерью люди прозвали

За щедрое сердце ее.

Невесть по какому закону

Весь в матушку, ласковый сын

Один не боялся дракона

И вырос могуч и красив.

Однажды в годину печали

На женский отчаянный крик

Забрел по дороге случайно

В селение дервиш-старик.

И люди, стеная и плача,

Спросили того мудреца:

— Неужто погибнем мы, старче,

А бедам не будет конца?

Воздел он иссохшие руки,

Как ветки сухой карагач:

— Не даст избавленья от муки

Ни гнев, ни покорность, ни плач.

Одна лишь великая жертва

Спасет от проклятья село,

Одно лишь великое сердце

Осилит великое зло.

Найдите его — и злодея

Сотрет оно с вашей земли!..

…И люди на мать поглядели

И молча глаза отвели.

Она ничего не сказала —

Ответить ей было невмочь,

Смотрела сухими глазами

Она в непроглядную ночь

И видела сына родного,

Забитый бедою аул…

А сын ее понял без слова

И к поясу нож пристегнул.

И конь его нес ураганом

К Змеиной горе, на восток,

И долго под черным шиханом

Белел материнский платок.

Заря подрумянила небо

Над синими стрелами крон,

И выметнул в небо свирепо

Когтистые крылья дракон.

И снова к печальному краю

Коварная тень поползла,

И кто-то кричал, умирая…

А мать у дороги ждала.

Прошли по степи суховеи,

А ночью бесилась гроза.

Когда же заря, багровея,

Опять приоткрыла глаза,

То рваная тень заметалась,

Истошный послышался стон,

Подбитые крылья пластались

И вихрем трясли небосклон.

Но третье спокойное утро

Легко поднялось из ночи

И нежно, светло, златокудро

Рассыпало в небе лучи,

Как будто на лебеде белом

Заря молодая плыла,

И черная мгла не задела

Ее золотого крыла.

Приветному солнцу навстречу,

Ликуя, народ выбегал.

Звенели веселые речи,

Дымился кизячный мангал,

Готовили женщины пищу,

Седлали джигиты коней,

И людям свое пепелище

Казалось милей и родней.

А девушки пели, как птицы,

И тешили дети аул,

И ветер в открытые лица

Емшаном и донником дул.

И в праздничном, вольном веселье

Счастливцы забыли о том,

Как дорого стоит спасенье,

Чей сын не воротится в дом…

Нет, мать о каменья не билась,

Сыновий потрогала след,

Родимой земле поклонилась

И сыну, которого нет.

Брела по зеленому склону,

Смотрела, как степь расцвела,

Услышала радостный гомон

Спасенного сыном села.

Тот шум ее душу и тело

Как острой косой подкосил:

Для горя ей силы хватило —

Для радости не было сил.

Головушку думы качали,

Усталые ноги не шли,

Печальные чайки кричали

И к озеру стоном вели.

Осока, плакун да купавы

Шептали, ложась под ступни:

— Приляг на пахучие травы,

У тихой воды отдохни!

Упала. Ударилась оземь,

И кровь застучала в висок,

И хлынули горькие слезы

На мокрый прибрежный песок,

У горла огнем полыхали,

Тоской обжигали зрачки,

От каждой слезинки сбегали

К озерному дну роднички.

Кипели соленые брызги,

Струился горючий ручей,

Пока не истаяли искры

На дне материнских очей…

А дома старейшина рода

За пиршеством вспомнил о ней:

— Подайте для матери меда

И мяса кусок пожирней!

Но старая мать не сидела

Хозяйкой в почетном кругу.

Нашли ее хладное тело

На мокром от слез берегу.

Печальный обряд совершили

И в память на веки веков

На холм положить порешили

Земли от родных очагов.

Тяжелые горные камни,

Огромные комья земли

Всю ночь поднимали руками,

Все выше несли и несли.

Забыли про боль и усталость,

Дымились ладони от ран,

И снова брели, спотыкаясь,

Пока не вознесся курган.

Еще петухи не пропели,

Лучи облаков не зажгли,

А люди к озерной купели

Помыться — напиться пришли.

И — чудо! Как нежные крылья,

Вода их тела обвила,

Смахнула и боль, и бессилье,

А новые силы влила.

Тут диву бы им подивиться,

Испить от души, да нельзя:

Светлее слезинки водица,

Но вот солона, как слеза.

А солнце над степью смеется:

— Вода солона — не беда,

Зато в родниковых колодцах

Свежа питьевая вода!

С тех пор над лазурью озерной

Лишь зори да чайки парят,

Да люди к воде чудотворной

Пути издалека торят.

ТРИ НЕВЕСТЫ

У старого бая и шапка-то рысья,

И очи-то волчьи, и поступь-то лисья,

И плетка в четыре змеиных конца,

И дочки — в придачу к баранам отца.

Три дочки живые, с глазами раскосыми,

Три мертвых жены у камней под березами.

У старого бая в кибитке с коврами

Стоят сундуки с дорогими дарами.

Сегодня привез их такой же богач

Из дикой степи за горою Атач.

— Сосед! Повели приготовить кошары,

В день свадьбы получишь три славных отары:

Одну отдаю за твою Гумбею,

Другую — за среднюю дочь Зингею,

А третью отару тебе отделю

За младшую дочку твою Янгелю.

Отец оглядел, из-под шапки мигая,