Сердце ночи - [12]

И без памяти целую

Эти лживые уста.

<1943>

«Мы живем на отлете, как птицы…»

Мы живем на отлете, как птицы.

Эта жизнь — небывалый провал.

Что другим не прощалось, простится

Тем, кто душу за ближних отдал.

Не вернуться мне к ясности прежней,

Не увидеть родные края.

Но чем дни впереди безнадежней,

Тем хмельнее влюбленность моя.

И в кого я влюблен, сам не знаю:

В окрыленную радость, в тебя ль.

Ничего не найдя, все теряю,

Все люблю, ничего мне не жаль.

Если смерть разлучит нас с тобою,

По ушедшему ты не грусти.

Если сердце пленится другою,

Ты беспутного друга прости.

Он не бегал от счастья и боли,

Но подолгу зажиться не мог,

Очарованный дикою волей

В неизвестность ведущих дорог.

<1943>

Роза

Тех дней, тех песен выдохся угар,

Влюбленный бред, вино, ожог мороза.

Иных щедрот исполнен дух и чар.

Сухая выпала из книги роза,

Чтоб в сердце вновь вдохнуть предчувствий жар,

Чтоб томная в нем процвела заноза,

Чтоб труд унылый встретить, словно дар.

Блаженно все: задор, и хмель, и поза

Тех дней!

Тех смуглых солнц на лепестках загар

Поблек в дыханье гробного хлороза.

Подносит время всем цикуты взвар.

Что в ней открылось вдруг: упрек, угроза

Иль облик легкий, как зарею пар,

Тех дней?

<1921>

«Отраженье блаженного жара…»

Отраженье блаженного жара —

На усопшем лице поцелуй.

В наплывании ватного пара,

В ледяном лепетании струй.

Опьяненье исход всем печалям.

Утомленно смежается взор.

В очарованной лодке отчалим,

Рассекая астральность озер.

И слияний смертельных пустыни,

И сверкание лунных чешуй,

Все потеряно в звоне и сини.

В преломленье глубин — поцелуй.

<1932>

«Что осталось мне делать на свете…»

Что осталось мне делать на свете,

Разве только свой век доживать?

Ночь тиха. Я очнусь на рассвете,

Но как прежде мне уж не певать.

Выйду молча на луг я росистый

Заревой улыбнуться звезде,

Побродить по тропинке лесистой,

Пошептать шелковистой воде.

И щемит мое сердце желанье:

Перед тем, как отправиться в путь,

Среди милых теней на прощанье

Посидеть, помолчать, отдохнуть.

<1953>

«Пройди холмы цветущие, мечтая…»

Пройди холмы цветущие, мечтая.

С тобою буду я одна в пути.

Я жду тебя. Луна взошла большая,

Тропинку сможешь ты легко найти.

Я не зажгла свечи в окне прихожей.

Вокруг меня летают светлячки.

В тени узнаю я тебя по дрожи

Правдивой, властной и родной руки.

Пройди холмы, чуть слышно напевая

Ту песню, что сложил ты для меня.

Я жду тебя, все о тебе мечтая.

Приди один, без друга и коня.

<1954>

«Поймешь ли, чем она жива…»

Поймешь ли, чем она жива,

Как зарождается,

В какие новые слова

Любовь слагается?

Лишь взор один, тревожно мил,

Случайно встретится,

И все, что долго ты таил,

В тебе засветится.

Уж тонут будни и года

Борьбы безрадостной,

И всходит утренне звезда

Той встречи сладостной.

<1927>

Альмавива

Небо пустынно бледнеет

Меж золотеющих крыш.

Свежестью в улицах веет.

Друг, неужели ты спишь?

Робко гитара томится,

Шепчет: «Розина!» мой рот.

Уж пробуждаются птицы,

Солнце румяно встает.

Солнца другого не надо!

Там, за окошком, мой рай.

Выйди и жаркой отрадой

В небе пустом засияй!

<1925>

«Не поза и не любованье…»

Не поза и не любованье,

Но лишь прозрачная печаль.

В душе есть тайное дрожанье,

Как в песне, все чего-то жаль.

Два-три стиха, не слов потоки,

Мои, быть может, не умрут,

Но сарт иль чукча косоокий

Их переливов не поймут.

Очарованье есть в паденье,

И мы, последние из бар,

Мы пили нежное томленье,

Забав предгибельных отвар.

Но мы же встали над землею

Распыленной в чаду, в крови,

И с обновленною душою

Мы бодро в жизнь, как в бой, пошли.

Мир жив, ночь сладострастно дышит,

А утро жадно ждет других.

Но нет, никто уж не услышит

Стихов пленительных таких!

<1927>

Ночь

Моих стихов за трелью плещет трель.

В окне раскрытом — ночь и звезд лампадки.

Я Вам пишу, вдыхая воздух сладкий,

Холмов нагретых днем и гарь и прель

Под птичий свист и ржавых жаб сопель.

Мое рондо и резвая газель

Вам скажут на упрек в больном упадке,

Что рвется радость, словно солнце в щель

Моих стихов.

Весь мир здесь рядом в смуте лихорадки.

В кофейнях — свет, игрок уж сел на мель,

Стыдясь, любовники спешат в постель.

Ночь входит в комнату, душисты грядки.

Рокочет, ропщет и журчит свирель

Моих стихов.

<1920>

ВДВОЕМ

Радио

Для нас в эфирных волнах голос пел

О нежности воздушной и условной.

Притихла ночь в условности любовной.

В окне по листьям теплый дождь шумел.

Ты не смеялась больше, вдруг застыв

И кутаясь в накидку сиротливо.

Мы сблизились беспечно, торопливо

О таинстве сближения забыв.

То песня или дождь смутили нас?

Сознание, что дальше — невозможно,

Что в жизни нашей все смешно и ложно?

Иль, может, мы любили в первый раз?

Дождь лил, все лил на листья и цветы,

И мы в окне стояли молча рядом.

И вся преобразясь, счастливым взглядом

На обновленный мир смотрела ты.

<1946>

«Чем дорог я тебе? Ни дутой славы…»

Чем дорог я тебе? Ни дутой славы,

Ни денег не принес тебе я в дар.

Когда все жаждет лишь густой отравы,

Не я введу тебя, глуша, в угар.

Пусть варвары сотрут мои октавы

Как заклинания враждебных чар.

Во мне все стройно, сладостно и ясно,

И жизнь проходит мимо так напрасно!

Мир втянут в зыбь воронкою сомнений,

Рефлекс и зуд стоят в углу всех схем.

И никому средь новых поколений

Не будет дорог блеск моих поэм,

Но через годы оживет мой гений

В иных устах и станет внятен всем.