Сердце дыбом - [20]

— Легче, но не так красиво, — сказал Анжель.

— Все равно что писать картину акварельными красками.

— Вот-вот.

Анжель подвинул доску на козлах.

— На что вы собираетесь ее пустить? — спросил Жакмор.

— Не знаю, — сказал Анжель. — Пока просто обпиливаю негодные концы. Чтобы материал был в полном порядке.

— Но вы делаете двойную работу…

— Ну и что? Времени у меня сколько угодно.

— Занятно, — пробормотал психиатр. — Значит, вы не можете начать работу, пока не выровняете весь материал?

— Могу, но не хочу.

— И давно это у вас?

Анжель прищурился:

— Это что же, форменный допрос?

— Ничего подобного!

Жакмор поднес пальцы к носу, как будто хотел зажать одну ноздрю и продуть другую.

— Профессиональные замашки? — продолжал Анжель.

— Да нет. Просто естественный интерес к окружающим людям. Кем еще прикажете интересоваться?

— Самим собой.

— Вы же знаете: я — пустое место.

— Ну, так спросите себя почему. Глядишь, место будет уже не совсем пустое.

— Оставьте! — отмахнулся Жакмор.

— Так никого и не нашли для анализа?

— Никого.

— А вы попробуйте на животных. Такие опыты уже были.

— Откуда вы знаете?

— Читал.

— Не всему, что прочтешь, следует верить, — наставительно изрек психиатр.

Большой палец правой руки еще хранил характерный запах.

— Попробуйте все-таки, — сказал Анжель.

— Вот что я вам скажу… — начал Жакмор, но осекся.

— Что же?

— Нет, пожалуй, ничего не скажу. Сначала проверю сам.

— Какое-нибудь предположение?

— Да, гипотеза.

— Ну, как хотите.

Анжель повернулся и пошел к гаражу. Дверь была открыта. Слева от автомобиля к стенке были в несколько рядов прислонены длинные, прогибающиеся под собственной тяжестью доски.

— Я смотрю, материала у вас предостаточно, — заметил Жакмор.

— Как-никак нужна большая лодка, — сказал Анжель.

Он вошел в гараж и выбрал одну доску. Жакмор взглянул на небо. Ни облачка.

— Я вас покидаю, — сказал он. — Пойду в деревню.

— Счастливо.

Вдогонку Жакмору снова заскрежетала пила. Чем дальше он отходил, тем тише становился звук, дойдя до ворот, он его уже совсем не слышал. Психиатр пошел по пыльной дороге. Разговор с Анжелем навел его на мысль о черном котяре, которого он видел на заборе одного из крайних домов. Этот кот — одно из немногих живых существ, что отнеслись к нему одобрительно.

Наверно, забор — его любимое место. Жакмор спешил проверить это. На ходу он сунул палец под нос и нюхнул. Запах вызывал отчетливые видения: мощный круп служанки, с готовностью вздымающийся под натиском приникшего к нему Жакмора. Психиатр приободрился и зашагал быстрее.

7

24 марта

Ветер гнал по дороге соломинки: он выдувал их из щелей конюшен и коровников, подхватывал с земли около амбаров, отщипывал от пересохших скирд. Ветер поднялся еще с утра. Для начала прошелся по морю, собрав сахарную пену с гребней волн, потом взлетел на скалистый берег, разметав стонущие перья папоротников, покружил вокруг большого дома, свистнул во все щели, поиграл расшатанными черепичными пластинками на крыше, нагнал откуда-то бурых хлопьев — прошлогодних листьев, не попавших в компостное месиво; развесил пепельные полотнища над пыльной колеей, поскреб чешуйки грязи в пересохших лужицах.

А у деревенской околицы завился вихрь. Зыбкий, опрокинутый вниз вершиной конус из былинок и песчинок выписывал на земле прихотливую кривую, как будто острый карандаш обводил на карте какую-нибудь линию высоты или глубины. Вот он шарахнулся к каменной ограде, около которой валялось что-то бархатисто-черное, похожее на выжатую губку. То была опустошенная, безжизненная, невесомая оболочка черного кота. Вихрь подхватил и кубарем покатил по дороге это чучело — так перекатывается по песчаному берегу, нелепо взмахивая бумажными крыльями, старая газета. Подтянув колки травинок, ветер пронзительно взвыл; кот-призрак прянул вверх, потом скособочился и снова клюнул в землю. Новый порыв швырнул его в кусты и опять рванул, увлекая, точно тряпичную куклу, на следующий тур безумного вальса. Дорога сворачивала, а кот, летя по прямой, перемахнул через канаву и помчался полем. Он несся, чуть задевая острые стрелки зеленых колосков, и, электризуясь от этих прикосновений, метался из стороны в сторону, точно пьяная ворона, — пустым-пустая оболочка, труха, соломинка, какие гонит ветер, отщипывая их от пересохших скирд.

8

30 марта

Жакмор выскочил из дому, мигом добежал до дороги и жадно втянул свежий воздух. Он различал множество запахов, новых для него, но будивших смутные воспоминания. С тех пор как неделю тому назад он вобрал в себя жизненную субстанцию черного кота, он делал открытия на каждом шагу и еле справлялся с обилием эмоций и впечатлений. Нельзя сказать, что он целиком переменился: затверженные жесты, привычки, рефлексы укоренились слишком глубоко, чтобы их могло существенно переделать вливание кошачьих инстинктов, воздействие его оказалось невелико, и соответственно слабыми были проявления. Теперь Жакмору было смешно вспоминать, как поначалу он пытался ощутить и чуть ли не внушить себе желание почесать ногой за ухом или опуститься на четвереньки и потянуться, прогнув спину. Правда, некоторые чувства, влечения и даже мысли давали о себе знать весьма настойчиво, хотя, как надеялся Жакмор, были поверхностными. Например, страсть к валериане. Вот и сейчас он за несколько метров учуял заветный кустик, но легко превозмог соблазн. Его вдруг осенила счастливая идея, он резко повернулся и пошел в противоположную от деревни сторону, к скалам.