Сердце Дьявола 2 - [2]

"Вот так вот всегда... – усмехнулся я. – Одни живут, как люди, а другим открываются великие истины". И сделал себе утешительный подарок в виде очистительного для бутылки глотка. Когда ее покидали последние капли, проснулся мобильник.

Звонил Баламут. Зная, что я в ауте, он предлагал попить чайку на моей территории.

Я согласился и, отрывая телефон от уха, увидел лейкопластырь, оберегавший чертов мизинец. Стало неприятно на душе (наверное, от мысли: "А вот тебе беречь себя незачем..."), и мне захотелось что-нибудь выкинуть. Вспомнив рекламный ролик "Золотой бочки" (помните полувагон, груженный песком и "новыми" русскими?), я повертел мобильник в руках и выкинул. Не в чистый песочек, поближе, как в ролике, а подальше, в пруд, в грязную воду. Довольного жизнью гражданина этот поступок, варварский по отношению к цивилизации, неприятно поразил, испугал, может быть, он как-то сник лицом и безвольно растворился в мареве.

* * *

Выйдя из анатексиса, Трахтенн вон Сер подошел к главному дисплею пульта управления и увидел, что процессы Перехода Пси значительно убыстрились.

– Мы не успеем? – спросил он у бортового компьютера.

– Если скорость перехода сохранится, то нет.

Расстроившись, вон Сер заходил взад-вперед по командному пункту. И ходил, пока не кручмы не привели его к релаксатору.

2. Ностальгия по прошлому. – Пассаж на перекрестке. – В мусорном баке.

Моя комната была полна дыма. Баламут лежал на тахте и курил, уставившись в потолок; я подошел к окну, растворил его и, когда часть дыма вытянуло в прихожую, увидел, что на тахте лежит не Баламут, а Бельмондо.

– Ты что такой грустный? – спросил я, присев перед ним на корточки.

Борис, не посмотрев на меня, затушил сигарету в пепельнице, лежавшей у него на груди, и тут же зажег следующую.

Решив, что он занимается реализацией законного права на свободу совести, я забегал глазами по комнате. Сумка с бутылками нашлась под журнальным столиком. Открыв бутылку "Души монаха", я взял со шкафа фужеры, наполнил их до краев, включил телевизор и попробовал вино. Оно оказалось неважным, и мне пришлось опрокинуть рюмку залпом.

– Плохое что ли? – раздался равнодушный голос Бориса.

– Нормальное практически. Что у тебя там стряслось?

Лицо Бориса скривилось гримасой обиды.

– Партнеры объехали. Раздели до нитки, потом посмеялись – простак, мол, – и коленкой под зад... А я им доверял, как тебе...

– Дела можно поправить...

– А вчера Вероника меня поперла...

– Не может быть. А что случилось? – равнодушно спросил я, переключая телевизионные каналы в попытке найти наименее идиотскую программу. Равнодушие получилось естественным. Меня выперли, его выперли. Все так естественно, по-другому, похоже, и не бывает.

– Тестюшка постарался... Почувствовал, что у нас с Дианой было лирическое отступление...

– От норм социалистической морали?

– Ага. Ты же знаешь.

– Выжал, значит. А что Вероника?

– Вероника? Она же дочка... И мамина любимица...

– Понятно... А сын как поживает?

– Сын хорошо поживает... Полгода я его на руках носил, спать укладывал, коляску катал, пеленки стирал... Прикинь, как-то однажды колготки зарядил в стиральную машину вместе с памперсом...

Голос Бориса задрожал.

– Хватит об этом, не могу больше, – отвел он намокшие глаза. – А ты тоже с Ольгой расплевался?

– Понимаешь, она к моему удивлению стала нормальной женщиной с нормальными стереотипами. А у меня нормальность, как не стараюсь, никак не получается.

– Это точно... – Борис выбрал бутылку марсалы и протянул ее мне вместе со штопором.

– Помнишь худосоковскую марсалу? – улыбнулся я, рассматривая этикетку.

– Конечно... "Ящик марсалы за хорошую драку!"... Ленька Худосоков – это что-то...

– Да, знаменательная была сволочь... До сих пор помню, как он кричал: "Я насилую и убиваю с чистой совестью. А вы? Перед тем, как убить или украсть, а чаще после этого, вы придумываете себе лицемерные оправдания!" Или: "Добро – это миазмы Зла, его отходы! Найдите хоть одно "чистое" дело, дело, которое движется не злом!"

– Правильно говорил... – вздохнул Борис, вспомнив, видимо, принципы своей предпринимательской деятельности.

– Правильно, но не точно. Я бы сказал, что все на свете движется не злом, а пороком.

– Пороком?

– Порок – это не водку пить, водку пить все любят. Порок – это когда ты не как все, это отличие от большинства. Вот я недавно познакомился с одной законченной минетчицей... Вот это личность! Стержень у нее внутри стальной, хребет! Гиндукуш! Кордильеры! А беспорочные – они мягкотелые все, бесхребетные... Их и запомнить-то трудно.

– Да, люди правду говорят, – улыбнулся я, наблюдая, как Борис радуется измышленной сентенции.

– Что говорят?

– Попадется хорошая баба – станешь счастливчиком, попадется плохая – станешь философом...

Мы помолчали. По телевизору шли новости. В Петербурге убили бизнесмена. В Приморье что-то взорвалось. В Москве опять двадцать пять.

– Ослы мы, – сказал Борис, переключившись на музыкальный канал. – Золота в Сердце набрали. Где оно сейчас? Нет, чтобы пару килограммов медеита прихватить... Рванули бы сейчас в Вавилон или к Клеопатре... До сих пор воочию помню, как с Мишелем Нотрдамом пьянствовал. И как он мне служанок своих посылал и потом в дырочку подсматривал... Нет, все-таки мы ослы.