Сердце бури - [290]

Это были, подумала Люсиль, возможно, худшие полчаса в моей жизни. У них сидел Фабр, по обыкновению оплакивающий собственную судьбу, но при виде старшего Демулена, угодившего в такой переплет, слезы навернулись у него на глаза. Она видела, как Фабр смахивал их; видел это и Камиль. Лучше бы сами плакали, сказал потом Фабр: разве им не о чем поплакать? Когда Жан-Николя оставил попытки что-нибудь сказать, отец и сын обнялись, скупо и чопорно. В нем есть какой-то дефект, сказал Фабр, думаю, что-то с сердцем.

Разумеется, была и другая причина визита, о которой даже Фабр не решился бы упомянуть. Ты уцелеешь? Последовав его примеру, не стали упоминать о ней и они.

Камиль сказал:

– Меня всегда удивляли отношения Жорж-Жака и его матери. Она нудная старая ведьма, но они всегда понимают друг друга, всегда заодно. Как и ты с твоей матерью.

– Мы с ней практически один человек, – ядовито заметила Люсиль.

– Да, но подумай обо мне – трудно поверить, что я имею какое-то отношение к моей матери, как будто Жан-Николя нашел меня под кустом. Я всю жизнь пытался заслужить его одобрение, но все было бесполезно, хотя я никогда не оставлял попыток. Вот я, отец, мне десять лет, и я читаю Аристофана, пока мои сестры декламируют детские считалки. Да, но почему Господь наградил нас ребенком с речевым недостатком? Смотри, отец, я сдал все экзамены, которые есть на свете, ты доволен? Да, но когда ты начнешь зарабатывать? Знаешь, отец, революция, о которой ты твердил последние двадцать лет, а ведь это я ее начал. Да-да, прекрасно, но разве мы растили тебя для этого, к тому же что скажут соседи? – Камиль покачал головой. – Подумать только, я полжизни провел за написанием писем этому человеку. Лучше бы выучил арамейский. Сделал бы что-нибудь полезное. Вместе с Маратом доработал бы его систему игры в рулетку.

– У него была система?

– Так он утверждал. Впрочем, из-за плачевного вида его не пускали в игорные дома.

Минуты две они просидели в молчании. Тема его матери была исчерпана. Он не знал ее, она не знала его, и этот недостаток знаний делал весть о ее смерти такой горестной: надеяться, что у тебя будет второй шанс, и упустить его.

– Игроки, – сказала она. – Я все время думаю об Эро. Он уже две недели в заключении. Однако он знал, что его арестуют. Почему не сбежал?

– Гордость.

– И Фабр. Это правда, что арестуют Лакруа?

– Говорят. И Филиппо. Нельзя бросить вызов комитету и остаться в живых.

– Но, Камиль, ты же бросил ему вызов. Последние пять месяцев ты только и делал, что нападал на комитет.

– Да, но у меня есть Макс. Меня тронуть не посмеют. Им бы и хотелось, но без него они не смогут.

Люсиль встала на колени перед камином. Вздрогнула.

– Завтра попрошу прислать с фермы больше дров.

Кур-дю-Коммерс.

– Пришел депутат Панис. – Луиза мгновенно почувствовала страх, который исходил от мужчины, стоявшего на пороге.

Двенадцатое жерминаля, пятнадцать минут первого. Дантон встретил гостя в халате.

– Простите, гражданин. Слуги в постели, и мы управляемся сами. Пройдите к огню, на улице холодно.

Он присел на колени перед камином.

– Оставьте, – сказал Панис. – Скоро за вами придут.

– Что? – Он обернулся. – Вас ввели в заблуждение. Недавно у меня был Фабриций Парис.

– Не знаю, что он вам сказал, но его не было на совещании двух комитетов. А Ленде был. Он послал меня к вам. Выписан ордер. Вам не позволят выступить перед Конвентом. Вам больше там не бывать. Вы отправитесь прямиком в тюрьму, а оттуда – в трибунал.

Мгновение Дантон молчал: от потрясения его лицо побледнело.

– Но Парис слышал, как Сен-Жюст сказал, что хочет сразиться со мной перед Конвентом.

– Сказал. И что вы думаете? Другие его отговорили. Они осознали опасность и не позволили ему рисковать. Они не новички – понимают, что вы способны поднять мятеж в галереях для публики. Он был в ярости, сказал Ленде. Вылетел из комнаты и… – Панис отвел глаза.

– Что?

Панис приложил ладонь ко рту.

– Швырнул шляпу в камин.

– Что? – переспросил Дантон.

Их взгляды встретились, и оба начали смеяться, сдержанно и беззвучно.

– Да, шляпу. Ленде сказал, шляпа прекрасно занялась. Его бумаги последовали бы за шляпой, но один невежественный так называемый патриот в последнее мгновение выхватил их у него из рук. Он не желал лишиться мгновения славы. Ни за что.

– Надо же, шляпу! Жалко, там не было Камиля! – сказал Дантон.

– Да, – согласился депутат. – Кто-то, а Камиль оценил бы шутку.

Затем Дантон опомнился. Какие шутки, подумал он.

– Вы сказали, они подписали ордер? И Робеспьер?

– Да. Ленде говорит, вы должны использовать свой последний шанс. По крайней мере, уходите из квартиры, они могут прийти в любую минуту. А я должен предупредить Камиля.

Дантон мотнул головой:

– Не стоит. Пусть спят, всё узнают с утра. Потому что Камилю завтра придется нелегко. Бросить вызов Робеспьеру, а он не знает, что сказать.

Панис в ужасе смотрел на него:

– Господи, вы что, не поняли? Он ничего не скажет Робеспьеру. Камиль будет в тюрьме вместе с вами.

Луиза увидела, как тело ее мужа обмякло. Дантон опустился в кресло и остался сидеть, прикрыв ладонью глаза.

Два часа ночи.

– Я пришел, – сказал Ленде, – в надежде, что вас уже нет на месте. Бога ради, Дантон, что вы делаете? Вы намерены помогать им себя погубить?