Сердце акулы - [6]

Тут все три барабанщика ударили разом, и Дикий Охотник, гриф и лев исполнили трио, и крики «браво!» пепельно-серой толпы, безликой по сравнению с этими яркими масками, вместе с ошалевшими чайками взмыли в небо над Рейном, словно облаченным в тускло-золотой парчовый наряд. Но и Охотник с крохотным личиком эмбриона под могучим бронзовым лбом, и гриф, кивавший головкой на длинной шее, и лев со смышленой мордой, — все трое из кожи вон лезли, чтобы не дай бог не повернуться лицом к Большому Базелю — дело в том, что на протяжении столетий между Большим и Малым Базелем шли раздоры.

— Вот за кого надо было выходить, — услышал вдруг Туриан голос Лулубэ, прерывистый и запинающийся, как всегда в минуты сильного душевного волнения.

— За кого? За льва? Или, может быть, за грифа? — попытался шутить Ангелус.

— За Охотника.

Тут он уже не смог удержаться от шутки, довольно, впрочем,кислой:

— A-а, за этого. Так я могу тебя с ним познакомить. Это ведь аптекарь Гижон из Нижнего переулка.

— Херувим! Ты не понимаешь меня! — срывающимся голосом произнесла Лулубэ едва слышно в шуме ликующей толпы. - Если вдруг в один прекрасный день ты меня не найдешь, то так и знай...

— Что?

— Что я сбежала от тебя с Охотником, который на корабле приплыл за мной из Винеты[5].

— Ну что за Создание! Витает в облаках, в своих художнических фантазиях, — заметил он примирительно, когда в толпе начался отлив. Но в горле у него будто комок застрял.

О, эти вековые раздоры между Малым и Большим Базелем, Базелем восточным и Базелем западным! «Конфликт Востока и Запада? Да у нас он с незапамятных времен, этот конфликт». Надо заметить, что Ангелус Туриан был родом из Большого Базеля, где жили поколения его предков, состоятельных коммерсантов, хотя его семья принадлежала скорее к обедневшей ветви этого достославного рода и не могла похвастаться большим достатком, что, впрочем, никак не отразилось на том особом, кастовом самосознании, которое свойственно бюргерско-ремесленной аристократии, заправляющей ныне всеми химическими предприятиями города, каковые оказались в итоге в ее монопольном владении. Эти аристократы получили прозвание «альбанцев» — по предместью Святого Альбана, где, как и раньше, предпочитают жить аристократы от коммерции. Лулубэ, напротив, выросла в Малом Базеле, в семье простых извозчиков, которые понемногу выбились в люди и стали совладельцами транспортного агентства по перевозке мебели.

После той истории в Памплоне, когда Херувим невольно оросил слезами свою розовую бороду, он решил исправить ошибку и вступил в «Союз доброжелательных» — один из доброй сотни мелких карнавальных клубов, а именно в тот, где давно уже превозносили гениальную барабанщицу — Лулубэ. Целых два года он учился игре на маленьком барабане, просиживая вечера в штаб-квартире «Доброжелательных». Затем его наконец-то сочли достойным участия в утреннем марше. И вот тогда-то, во время призрачного парада в рассветных сумерках, прямо ему в лицо, скрытое под карнавальной маской, было брошено — он, Ангелус, слабак, «ничего не может». Упрек для любого мужчины весьма нелестный.

Шевалье Казанова де Сенгальт, посетивший Базель в 1762 году, писал: «Все базельцы страдают, как мне показалось, неким помешательством. Причем они этого вовсе не скрывают. Мне рассказывали, что состоятельные горожане, а там таких много, летом выезжают на курорт, расположенный неподалеку от Мюльгейма, где лечатся от своих странностей, однако по возвращении в Базель тотчас же принимаются за старое».

Фридрих Ницше, который столетием позже занимал в Базеле должность профессора филологии, писал о том, что по временам в этом швейцарском городе на Рейне наступают такие погоды, которые благоприятствуют самоубийствам. (Прабабка Ангелуса, одна из баварских «альбанок», знавала профессора Ницше. Однажды правнук спросил ее, помнит ли она что-нибудь особенное о поэте-философе, и девяностолетняя старушка, подумав, сказала наконец: «Танцор он был никудышный».)

Жизнь Ницше — прекрасный пример того, как близки порой бывают гений и безумие. Каждый год, ровно через пять дней и четыре часа после того, как во всем мире отшумят карнавалы католиков, в Базеле открывается утренним маршем единственный в мире протестантский карнавал; но это не означает, что тут-то базельцы, весь год притворяющиеся цивилизованной до мозга костей публикой, дают волю своим гениальным безумствам - о нет, они шествуют чинно, стройными колоннами, шагают в ногу.

Ночь, ни проблеска света. Хмурый утренний сумрак, и Рейн катит свои призрачные воды меж темных берегов, словно Ахерон, река мертвых древней Эллады. Около четырех часов утра в городе темно. Уличные фонари не горят, в окнах — ни огонька. (Война?)

Всюду в городе они уже построились на улицах перед своими штаб-квартирами, выровнялись, стоят плечо к плечу, с барабанами удлиненной формы у пояса, наискось, старинными барабанами ландскнехтов, называющимися в народе «ведрами». Над призрачными отрядами скользят лучи от «шахтерских» фонариков, прикрепленных у некоторых участников марша на лбу, у кого-то фонарики на длинных шестах, а кому-то достались большие тяжелые фонари в виде домиков из разноцветного стекла, ярко освещенных изнутри, — некогда они украшали собой портшезы. Завтра днем отряды барабанщиков пойдут по городу, каждый карнавальный клуб — в костюмах особого образца, который заново придумывается для каждой Масленицы. Но накануне, во время утреннего марша, все наряжены кто во что горазд — кто в прошлогодний карнавальный костюм, кто в новое фантастическое одеяние. Флейтисты уже подняли инструменты — поперечные флейты-пикколо, на боку у барабанщиков — молчаливые пока барабаны. Впереди пойдет отряд флейтистов, за ним тамбур-мажор, потом отряд барабанщиков; построившись в таком порядке, они ждут сигнала к маршу — удара колокола ровно в четыре утра. Слышатся обрывки коротких негромких разговоров, голоса звучат глухо из-под громоздких масок — тут и бесовские хари, и простодушные крестьянские физиономии с носами неимоверных размеров, и сморщенные личики эмбрионов (базельские художники - авторы самых смелых карнавальных масок во всей Европе); мужчины в женских платьях, девушки с усами и бородой, клыкастые пасти, оборотни...