Сердца живых - [81]

Они запихали свою одежду в два вещевых мешка, которые должны были служить им подушками.

— Тебе будет холодно, — твердил Жюльен. — Никогда не прощу себе, что привез тебя сюда.

— Ну, если хочешь, пойдем в другое место.

— Ты все превращаешь в шутку, а ведь я, поверь, и в самом деле тревожусь. Боюсь, что тебе будет холодно.

— А я только на это и надеюсь, тогда тебе придется меня согревать.

В полумраке Жюльен угадывал очертания ее гибкого тела. Когда они ехали сюда, было жарко, Сильвия подняла волосы наверх и повязала голову платком. Теперь она сняла его. Волосы ее свободно рассыпались по плечам, и вскоре палатка наполнилась их благоуханием. Жюльен привлек девушку к себе и уткнулся лицом в ее шею. Он долго вдыхал аромат ее кожи, а когда поднял голову, то вдруг почувствовал, что мучившая его тревога рассеялась. Ему было хорошо тут, вдвоем с Сильвией. Места, где они столько выстрадали с Каранто, находились совсем не здесь, а где-то далеко. Эта гора не грозила гибелью. Да, Каранто умер далеко отсюда, умер от болезни, которую, без сомнения, носил в себе много лет. Здесь их окутывала теплая ночь, а небо было усеяно звездами, похожими на те, что вспыхивали в глазах Сильвии.

Их окутывала ночь, но эта ночь была создана для любви, и любовь не оставляла места смерти. Пылающее тело Сильвии трепетало от желания. И тот же любовный пламень сжигал Жюльена.

Их окутывала ночь. И полоски света, проникавшие в щели по углам палатки, казались такими же серовато-зелеными, как воды озера, отражавшие последние блики вечерней зари.

58

Жюльена разбудил шум грозы. Сперва он подумал, что ему это снится, но вспышка молнии осветила палатку. Машинально он стал отсчитывать секунды; на пятнадцатой послышался раскат грома. Гроза была далеко, но ветер налетал на палатку. Сильвия спала, положив голову на руку Жюльена. Медленно, осторожно он стал нашаривать свободной рукой часы и электрический фонарик. Было три часа ночи. Они спали меньше часа. Он потушил фонарик. Опять вспыхнула молния, и на этот раз Жюльен успел сосчитать лишь до тринадцати. Гроза приближалась. Раскаты грома рождали долгое эхо в горах, где-то на дальнем берегу озера. От порыва ветра полотнище палатки захлопало по деревянному колышку. Жюльен бережно натянул одеяло на голову Сильвии. Она вздохнула, а ее рука, лежавшая на боку Жюльена, чуть сжалась. Снова сверкнула молния, и через несколько секунд раздался такой грохот, что содрогнулась вся долина. По телу Сильвии прошла дрожь.

— Не бойся, — прошептал Жюльен, — и не шевелись. Он все еще придерживал одеяло над ее головой, но девушка попросила убрать его с лица.

— Мне жарко, — сказала Сильвия. — Что случилось?

На этот раз тотчас же вслед за вспышкой молнии послышался оглушительный треск, от которого оба вздрогнули. Налетел порыв ветра, и полотнище приподнялось в тот самый миг, когда новая вспышка молнии осветила зеленый луг. Жюльен попробовал отодвинуться, чтобы достать край палатки, бившийся у входа, но Сильвия схватила его за руку. Она вцепилась в него почти так же судорожно, как Каранто перед смертью.

— Не уходи, не уходи, милый!

Она дрожала. Ее голос стал неузнаваемым. Жюльен наклонился над девушкой и почти прикрыл ее собой. Опять вспыхнула молния, снова загрохотал гром. Сильвия испуганно вскрикнула и впилась в руку Жюльена.

Ветер яростно набросился на палатку, крупные капли дождя стучали по брезенту, словно кто-то швырял пригоршни гравия. Но палатка держалась.

— Мне страшно, — прошептала Сильвия. — Страшно!

— Тебе ничего не угрожает, дорогая. Ведь я тут рядом.

— Мне страшно за нас обоих.

Всякий раз, когда сверкала молния, Сильвия теснее прижималась к Жюльену и замирала. Потом снова начинала шептать:

— Дорогой, мы бог знает что с тобой натворили. Бог знает что…

— Успокойся, любимая.

— Это очень плохо. И если мы будем наказаны… Если…

— Умоляю тебя, Сильвия, не бойся.

— А я боюсь… Была такая чудесная погода… И вдруг гроза. Нет, это неспроста.

— Успокойся. После жарких дней всегда бывают грозы.

Он попытался найти ее рот и поцеловать, но она прижалась лицом к его груди, и ему не удалось приподнять ее голову.

Дождь усилился, налетали порывы сильного ветра, он дул то с озера, то со стороны леса, находившегося справа от них.

— Слышишь? Все прошло, — сказал Жюльен. — Гроза удаляется. Между молнией и громом я успеваю сосчитать до десяти.

— Ну и что?

— Значит, гроза теперь в трех километрах от нас.

— Но это совсем рядом.

— Опомнись, ведь только что она была прямо над нами. А теперь удаляется.

— А ну как она вернется?

— Сильвия, любимая, так не бывает!

Жюльен почувствовал, что девушка перестала вздрагивать. Они лежали не шевелясь и прислушивались к стуку дождевых капель по брезенту.

— Смотри-ка, палатка твоя все выдержала.

Дождь вскоре кончился, но ветер все еще гулял в этой части долины. Вдали грохотал гром, но шум леса уже заглушал его слабые раскаты. Деревья скрипели. И скрип этот сливался с плеском воды взбаламученного озера.

— Смотри, как разъярились небо и земля, — сказала Сильвия. — Как ты думаешь, это они на нас сердятся?

— За что им на нас сердиться? Напротив, они разбудили нас потому, что мы не вправе спать. Они-то знают, что у нас только одна ночь для любви.