Серая радуга - [31]

— Почему она, а не я? Почему она, а не я? Почему…

Полыхающий светом изнутри старинный фонарь завис прямо напротив лица Ковальски: Дара заметила его в последнюю секунду. Свет за стеклом погас, стекло дало трещину, и фонарь брякнулся на пол у ног Макса. Артемагиня опустила руки, как будто он видел что-то неприличное. С минуту смотрела на него без всякого выражения, что-то нащупывая в памяти.

— Ты когда-то ответил мне… сказал, она опытнее, а я… я странная…

— Я лгал, — легко ответил Макс.

— Тогда почему она?

— Считай, что они просто раньше познакомились. А ваш директор — однолюб.

Сначала непонятно было, смеется она или плачет, но, когда опустилась на недоразнесенный диван и закрыла лицо руками, стало ясно — слезы. Макс сел рядом, пришлось серьезно потеснить артемагиню: места было маловато. Удушье пропало, появилась ноющая боль в сердце, к которой он был готов. Осознание чужих страданий облегчило собственные.

И что хуже: любовь первая, самая отчаянная, когда любой крах кажется катастрофой, или последняя любовь, последняя потому, что знаешь — другой не может, не получится ещё раз, другого шанса уже не будет? Даре первой пришло в голову объединить два понятия: проплакав без единого звука пару минут, она тихо заговорила:

— Это было так? Когда Кристо брякнул тебе о Лорелее и Оплоте — тебе тоже было… так? Настолько?..

— Больно — значит жив, — ответил Макс всегдашним девизом.

— Значит, сегодня мы с тобой самые живые, — заявила Дара, шмыгая носом. — И я так… знаешь… избыточно живая. Макс?

— Да?

— Различие в этом? Человека и вещи? Им не больно?

Ковальски ничего не ответил: для него вопрос был непонятным, — и артемагиня догадалась, начала объяснять:

— У меня это с детства, я вдруг… понимаешь, я заметила, что говорю с предметами. И это интереснее, чем говорить с людьми. Вещи тебе не соврут, не издеваются, ничего не просят, не дергают по мелочам и всегда ждут. И я понимаю их, и со временем я и сама начала становиться похожей на… я глупости говорю. Но я решила быть ближе к миру живых совсем недавно, и только из-за него… а она… — она всхлипнула. — Разве обязательно должно быть больно, чтобы чувствовать себя живым?

— Думаю, нет. Но получилось так, что твердо я уверен только в этом законе.

«Хреново быть тобой!» — посочувствовал внутренний голос.

— Макс… извини.

— За что?

— За Лори.

Макс только хмыкнул, показывая, что извиняться не стоит.

Они молчали долго, но это было не пустое молчание. Двое думали об одном и том же — своем. Но двоим же и становилось легче, будто они перед кем-то высказывались.

Заговорила опять Дара.

— Наверное, когда-нибудь я убью ее, — просто сказала она. — И все закончится.

Макс не издал ни звука и затянул с ответом минут на десять.

— Дара, — выговорил он потом медленно. — Постарайся держаться подальше от Мечтателя. Сама знаешь: меня не так-то просто испугать…

— Ты как-то сказал, что боишься тараканов, ипотеки и тупости Кристо.

— Тараканами я брезгую, ипотека мне с некоторых пор не страшна, насчет последнего — не скрою, жутковато. Но если есть в Целестии кто-то, кого я опасаюсь по-настоящему — то это Экстер. Считай это моим опытом или предчувствием, но я не понимаю, что он такое на самом деле, и это меня пугает.

— Наверное, когда я тоже испугаюсь, — я вспомню о твоем совете.

Подросток, нет, девушка семнадцати лет. Спасибо нужно сказать уже за то, что она его выслушала.

Медленно оседала пыль, поднятая кавардаком, который устроила Дара. Затухал огонь в углу. Диван скрипел, хрипел и всячески хотел, чтобы с него слезли, но они и не думали. Не всё было договорено.

— Макс. Ты уходишь из Целестии.

— Я ухожу из Целестии.

— Как скоро?

— Бестия, думаю, подпишет мне пропуск мгновенно. Потом можете сочинить красивую сказочку: «Оплот Одонара отбыл вовне, чтобы когда-нибудь вернуться и спасти артефакторий». Думаю, Магистры такое проглотят.

— Значит, скоро?

— Я думал насчет завтрашнего утра. Чтобы избежать длинных утешительных бесед… ну, сама знаешь, с кем.

— Знаю. Понимаю. Ты хочешь быстрее, потому что тебе больше незачем тут… — она запнулась, но продолжила: — Макс, я хочу попросить тебя о чем-то очень серьезном и очень трудном. Задержись на пару недель. Хотя бы на неделю. Я знаю, что для тебя это как…как научить Кристо нормально вести себя в магазинах техники…

Еще один аналог высказывания «равносильно подвигу».

— И я знаю, что мы с тобой не очень-то ладим… Но если ты уйдешь сейчас — я свихнусь от всего этого. Если я буду знать, что вокруг меня только…

— Квалификация-а-а-а-а!!!

Кристо влетел в дверь так, будто за ним гналось стадо клыканов. С диким видом обозрел хаос в комнате и парочку на диване. Он был трезв, напуган и не мог мыслить связно.

— Вот нечт, там такое… Хет сказал… и Магистр тоже… А чего это вы тут? Вдвоем? А, ладно, потом, там… квалификация!!

Все это сопровождалось дикими жестами и скорее говорило о конце света.

— Квалификация? — вяло переспросила Дара. — И что такого? Обычная процедура…

— Да п-ф-ф-ф!!! Говорю тебе, там… нам придется… эта стерва, она ж такое… чтоб ей со злыднем… а этот и согласие дал… жухляк!! Короче, спроси у Хета, я говорить не могу.