Серая радуга - [110]

— Что я там занял? Место-то было свободно. Мне нужно было выкручиваться. Ваше боевое звено меня чуть не прикончило — ну, я и ляпнул им, мол, я избранный и все такое. А так — просто стечение обстоятельств и эти ваши туманные пророчества, под которые я, как выяснилось, отлично подхожу.

— Откуда юным магам было знать об этом предсказании? — пророкотал голос с трибуны. Дремлющий обладал отменной дикцией. Нотка гнева звенела в каждом звуке.

Ковальски хмыкнул и пожал плечами.

— Мне откуда знать? Провидериум. Библиотека. Всё в открытом доступе. Хотите — спросите юных магов.

Сейчас их не будут спрашивать смысл-то, когда все так торопятся завершить начатое. Потом, а до этого «потом» ребятишки выдумают с десяток правдоподобных версий, и еще пяток им подкинет директор Экстер. Проходили, было дело. Макс изловчился и едва заметно подмигнул Даре — девочка глазела на него со своего места, широко распахнув глаза, и, видно, не совсем понимала, что тут происходит.

Что ж, кажется, абсолютным пониманием того, что есть и того, что будет, тут могут похвалиться двое: он и Дремлющий.

Восьмой Магистр взмахнул рукой. В холодной, застывшей тишине арены Макса швырнуло на колени перед трибуной Магистров. Верный бронежилет сорвала какая-то сила, наручи тоже, а меч он выронил через секунду после этого, сам, понимая, что все равно не пригодится.

Он поднял на Магистра вызывающий, яростный взгляд — и Дремлющий, да и все остальные долго еще помнили этот взгляд человека, который вроде бы стоял на коленях. Из-за этого взгляда Дремлющий замешкался со своим вопросом:

— Есть ли у тебя, что сказать?

Ответ прозвучал, резкий и отрывистый, как выстрел из любимой «беретты», сказанный с почти нескрываемой ненавистью:

— Не смей тянуть!

И тогда Дремлющий поджал губы и взмахнул рукой в последний раз. Невидимая волна пронеслась по воздуху, и, когда она коснулась Ковальски, бывший агент, наемник и гид перестал дышать. Пару секунд, не больше, он оставался еще в прежнем положении, потом свалился набок.

Мертвый.

Что его не стало — это они поняли не сразу. Но секунды текли, а он все не шевелился и не менял выражения лица — оно осталось напряженным и вызывающим, никакого умиротворения там не было и близко. Теплый ветерок Целестии тихо-тихо шевелил отросшие волосы и разносил по песку что-то невесомое, красно-золотое — прядь Лорелеи, то, что осталось от пряди, единственное, что Макс решился взять с собой на арену помимо оружия. И Кристо почувствовал, как с губ сползает неуместная ухмылка, а глаза недоверчиво вылезают на лоб — этот фарс не мог кончиться так, что за бред, Макс…

А потом рядом с ним вскочила Дара, и он отвлекся, чтобы вцепиться в нее и зажать ей рот, а Мелита уже перехватывала руки девушки, самое опасное ее оружие. Артемагиня извивалась в руках у Кристо, в глазах у нее творилось такое, что он чуть не шарахнулся, как увидел, и вдруг к нему самому пришло понимание: доигрались. Они доигрались, и теперь ему придется удерживать девчонку от непоправимой глупости, вроде мести или, того хуже, попытки исправить ситуацию.

Где слова-то взять? Он же не речи произносить учился.

— Ему уже всё равно, ты слышишь? — орал он шепотом, а Дара все рвалась у него из рук, и Мелита уже с трудом удерживала ее кисти. — Ему все равно, это была «Душерубка», ему всё равно, он мертвый!

Мелита испуганно пискнула, когда он осмелился это сказать, но Кристо только зыркнул на нее сквозь космы: сам перепугался этого слова, впервые, а уж сколько трупов навидался до этого!

«Душерубка», «иссекатель», «духовная гильотина» — если по-внешнемирски. Душа была разлучена с телом в одну секунду, отсечена от плоти, вырвана из неё, и сейчас там, в невидимом для них мире, Макс Ковальски поворачивается спиной к трибунам и покидает арену… А здесь Дара рвется из рук, как будто собирается его догонять, — и очень может быть, что догонит, если скажет или сделает что-то не так.

А она обязательно сделает что-то не так.

— Дара, он же нас выгородить хотел, — прошипел Кристо на остатках дыхания, — ты уже ничего… ничем… будешь дергаться — я тебя по башке тресну!

Он заговорил наконец по-своему, и это подействовало на девушку, как контрольный магический удар: она как-то вся обмякла, замотала головой и дала опять посадить себя на скамейку. Кристо заметил, что с трибуны Магистров за ними пристально наблюдают, и попробовал скорчить физиономию человека, который только что узнал, что его обдурили, что он сам лопухнулся и по дурости притащил в Одонар самозванца. Если сделать вид, что весь срыв Дары — только из-за этого…

Он с досадой саданул кулаком по колену, сплюнул сквозь зубы — и Алый Магистр отвел взгляд — теперь, вроде бы, таращился на Экстера. Только не смотреть на арену, только не туда, иначе его гримаса растает в секунду. А может, этого и не заметят? Небось, у всех рожи не хуже…

Кристо был не совсем прав. У учеников и большинства артефакторов расправа вызвала легкое восхищение в плане быстроты и легкое сожаление по поводу того, что убивать пришлось победителя. Те, кто успел хоть пару раз пересечься с Февралем, мстительно ухмылялись — Ковальски умел заслуживать любовь и уважение. Ребята, которых Макс натаскивал по сеншидо, ошеломлённо переглядывались, Фрикс и Гелла сидели напряженные и ошарашенные, Озз изображал физиономией что-то непонятное, а по лицу Бестии всегда было трудно прочитать ее эмоции. Она выглядела как обычно, и только после единственного слова стало ясно, на чьей она стороне.