Серая кошка в номере на четыре персоны - [35]

Он стремительно вскочил с кресла, и в то же мгновение память выстрелила в него сокрушительным зарядом воспоминаний, и он почувствовал, как все сжимается и холодеет внутри, и острая боль зигзагом пронзила сердце.

— Ты? — Она одна умела так спрашивать: голос звучал спокойно и в то же время вмещал в себя целую гамму несовместимых, казалось бы, переживаний: удивление, грусть, радость, испуг и что-то еще, чему, наверное, нет названия в человеческом языке.

— Как видишь. — Голос его прозвучал бесцветно и глухо, словно чья-то безликая тень скользнула в сумерках. Он посторонился, пропуская ее в кресло к иллюминатору, механически отметив про себя, что салон почти заполнен и только позади остается пара свободных мест, Она уютно устроилась в своем кресле, спрятав куда-то свою сумку, — это тоже было для нее характерно: умение мгновенно обживать новое место, — взглянула на него снизу вверх, безразлично и одновременно приглашающе-ласково.

— Садись, что же ты?

Он сел, подобрал упавшую в проходе газету, засунул в карманчик на спинке переднего кресла и, не зная, что делать дальше с руками, опустил их на колени.

Оглушительно взревели моторы, и, прорываясь сквозь гул и грохот, в салоне зазвучал голос, бортпроводницы:

— Прошу внимания! Уважаемые пассажиры, командир корабля и экипаж приветствуют вас на борту самолета…

Он не прислушивался, погруженный в свои мысли, но все же уловил знакомую фамилию «Мова», мысленно усмехнулся совпадению и, опустив спинку кресла, зажмурил глаза. Рев двигателей мешал сосредоточиться, мысли набегали одна на другую; разлетались, славно стеклышки калейдоскопа, складываясь в причудливые, зыбкие сочетания одно фантастичнее другого.

Он выпрямился и открыл глаза.

— Ты не находишь, что нам надо поговорить?

— Прямо сейчас? — Она улыбнулась огромными, чуть не в пол-лица глазами.

Самолет набирал скорость, выбивая колесами стремительно учащающуюся чечетку по стыкам бетонных плит. Потом легко оторвался от земли, и сразу стало тише, и двигатели запели в иной, более спокойной тональности. Она смотрела в иллюминатор, он — на ее чеканный, словно на древней монете, профиль. Но там фоном был холодный, потускневший от времени металл, а здесь то изумрудно-зеленые квадраты полей с вкрапленными в них домиками вдоль прочерченных как по линейке дорог, то пронизанные солнцем, сверкающие сахарным блеском облака, то кристально чистая бирюза майского неба.

Почувствовав на себе его взгляд, она, не оборачиваясь, отыскала его руку и ласково погладила теплой, чуть влажной ладонью. А он продолжал, не отрываясь, смотреть на нее, чувствуя, как все его существо наполняет огромное, беспричинное, казалось бы, ощущение покоя и умиротворенности. Губы ее беззвучно шевельнулись, произнесли какую-то фразу. Он наклонился к ней, почти касаясь лицом ее волос, и она повторила, на этот раз так, чтобы он мог услышать:

— Я люблю тебя…

Он медленно кивнул и откинулся на спинку кресла, стараясь разобраться в том, что помимо желания и воли происходило в его душе. «Душа… — Он усмехнулся и закрыл глаза. — Поздновато в мои годы апеллировать к таким категориям. И вообще… А что вообще? И какой кретин выдумал, что если ты разменял пятый десяток, то тебе не дано любить и быть любимым? Еще несколько минут назад я был бесконечно одинок, но стоило ей оказаться рядом, произнести одну-единственную фразу, — и мир вдруг снова засверкал всеми цветами, радуги!..»

— Стоп! — предостерег холодный внутренний голос. — Не увлекайся. Давай рассуждать трезво.

— Давай!

— Чего ты хочешь?

— Счастья.

— Абстракция. Говори конкретно.

— Хочу, чтобы она была со мной.

— Зачем?

— Я люблю ее.

— Спокойно. Что тебе известно о ней?

— Она любит меня.

— Допустим. Но это опять эмоции. Будем исходить из реального положения вещей. Итак, рядом с тобой сидит замужняя женщина.

— Да!

— И характер у нее — далеко не мед!

— Да, но…

— Возражения потом. Сейчас — факты. Об этой женщине ты знаешь ровно столько, сколько она сочла нужным тебе сообщить.

— Пожалуй.

— И у тебя к ней миллион вопросов.

— Ну… да, в общем…

— И с ответами на них она не торопится.

— Я еще ни о чем не спрашивал. У нас не было времени.

— Вздор. Времени было достаточно. И вовсе не обязательно спрашивать. Она это отлично понимает.

— Ты думаешь?

— А что тут думать? Не считает нужным, вот и молчит.

— Допустим. Что из этого следует?

— Для выводов маловато информации. Я бы на твоем месте не торопился принимать решение.

— Вот как?

— Не валяй дурака. Зачем она в самолете?

— Решила лететь со мной.

— Ты уверен?

— Н-нет, пожалуй.

— А если это простое совпадение? Летит по каким-то своим делам? И ты тут ни при чем? На Ташкент, кстати, всего два рейса, так что вероятность совпадения достаточно велика. Что ты скажешь?

— Не знаю!

— Так. Пойдем дальше. Кем ей приходится этот псевдохудожник?

— Почему «псевдо»?

— Потому что он такой же художник, как ты летающая тарелка. Что в нем от художника?

— Манера держаться?

— В том-то и дело. Леопольд-свет-Владиславович играет под художника. И — заметь — не очень старательно. Так кто же он? Что у них общего? Супруги? Тогда для чего эта мистификация в Москве? И потом, — звонил ведь из Ашхабада в «Алтай» не он?