Серафина - [22]

Впереди вышел из тени и двинулся мне навстречу какой-то силуэт. Я замерла с колотящимся сердцем. Фигура подковыляла ближе, и запах усилился. Закашлявшись от удушающей вони, я потянулась к маленькому кинжалу, спрятанному в плаще.

Незнакомец поднял левую руку ладонью вверх, словно прося милостыню. Потом поднял еще одну левую и заговорил:

— Флу-флу-флу-у-у?

Из клювообразного рта вместе со звуками вырвались язычки голубого пламени, на мгновение осветив черты говорившего: скользкую чешуйчатую кожу, шипастый гребешок, как у зибуанских игуан, выпуклые конические глазницы, которые вращались независимо друг от друга.

Я выдохнула. Это оказался всего лишь квигутль-попрошайка.

Квигутли были вторым видом драконов, куда более мелким, чем саары. Этот, правда, был для квига крупноват — примерно с меня ростом. Они перекидываться в людей не умели. Квиги жили вместе с саарами в горах, занимали мелкие трещины и пещеры в логовах драконов, питались отбросами; у них было четыре руки, которые они использовали, чтобы создавать сложные, миниатюрные устройства, например, серьги, которые носили все саарантраи. Квигов включили в соглашение Комонота из вежливости; никто не предполагал, что они попрут на юг такими толпами и что городские трущобы — и мусор — настолько придутся им по нраву.

Квиги не говорили по-гореддски — у них не было губ, а язык напоминал полый ствол тростника — но большинство понимало, когда к ним обращались. Я, со своей стороны, их наречие понимала — оно звучало как мутия, только с сильным пришепетыванием. Существо сказало: «Уф не денефку ли я фюю, дамофька?»

— Опасно попрошайничать после наступления темноты, — ответила я резко. — Что вы делаете так далеко от Квигхола? На улицах можно попасть в беду. Только вчера средь бела дня напали на одного из ваших братьев-сааров.

— Да, я ффе видел ф крыфи фклада, — кивнуло оно, рассыпая изо рта искры по пестрому брюху. — От ваф хорофо пахнет, но вы не фаар. Фтранно, фто вы меня понимаете.

— У меня талант к языкам.

Орма говорил, что от моей чешуи пахнет сааром, но не сильно. Саарантрасу пришлось бы впритык подойти, чтобы учуять. Может, у квигутлей обоняние острее?

Ящер бочком подкрался ближе и понюхал высохшее пятно крови у меня на плече.

Дыхание квига смердело до того тошнотворно, что непонятно было, как он вообще умудряется за ним слышать более слабые запахи. А у меня и так не получалось учуять саара, даже Орму. Когда квиг отступил, я принюхалась к пятну сама. Какой-то запах в ноздрях остался — хотя я ощутила его скорее осязанием, чем обонянием — но ничего более точного сказать было нельзя.

Тут голову пронзила боль, будто я вогнала в обе ноздри острые штыри.

— На ваф есть вапахи двух фааров, — сказало существо. — А еффе — маленький кофелек ф пяфью феребряными и вофемью бронвовыми монетами, и ноф — ив дефевой фтали, довольно тупой. — Даже эти мелкие драконы были до предела педантичны.

— Вы чуете, насколько острый у меня нож? — спросила я, прижав основания ладоней к вискам, словно пытаясь раздавить боль. Не помогло.

— Я бы мог уфюять, фколько у ваф волоф на голове, ефли бы вахотел. Но я не хофю.

— Прелестно. Но не могу же я просто так отдать вам деньги. Металл — только в обмен на металл, — повторила я слова Ормы, однажды услышанные в такой же ситуации. Гореддцы так обычно не торговались, и уж точно я бы не стала делать этого при свидетелях, но Орме таким способом удалось заполучить для меня не одну занятную безделушку. Я хранила свою необычную коллекцию в маленькой корзинке, подальше от чужих глаз. Там не было ничего незаконного — это ведь просто игрушки — но горничные могли испугаться колдовских диковин.

Квигутль моргнул и облизнулся. Деньги как таковые этим тварям были не нужны; они хотели раздобыть сырье для работы, а мы носили его собой в ровно отмеренных количествах.

В половине квартала от нас, за спиной квигутля, со стуком распахнулись двери конюшни. На улицу вышел мальчик с двумя лампами и повесил их по обе стороны от входа, ожидая возвращения всадников. Квиг оглянулся через плечо, но мальчик смотрел в другую сторону.

Освещенный сзади лампами, темный силуэт квигутля замер, обдумывая, на что выменять деньги. Глаза его то выпучивались, то втягивались от размышлений. Тварь порылась у себя в глотке — там у них был кожаный мешок — и вынула два предмета.

— Ф фобой у меня только мелофи — рыбка ив медной и феребряной филиграни… — Он показал ее, держа между двумя большими пальцами одной правой руки. — …И вот еффе, тут в офновном олово. Это яферица ф феловефьей головой.

Сощурясь, я присмотрелась к предметам в слабом свете, исходящем со стороны конюшни. Ящерица с человеческим лицом выглядела довольно отвратно. И внезапно мне очень захотелось ее получить, словно она была одним из моих гротескных персонажей, которому негде было поселиться.

— Я профу две феребряные монеты, — сказал квиг, заметив, к чему приковано мое внимание. — Конефно, это дорове, фем олово, иф которого она фделана, но уф офень хитрый там механивм.

За спиной моего ползучего собеседника раздался стук копыт. Я вскинула голову, тревожась, как бы нас не заметили. Квигов здесь не раз колотили за совращение человеческих женщин; не было никакого желания думать, что случалось с женщинами, которые относились к ящерам по-доброму. Но всадники остановились у конюшни и даже не глянули в нашу сторону. Звеня шпорами, соскочили на булыжную мостовую. У каждого на поясе висело по кинжалу; сталь блестела в свете ламп.