Серафим Саровский - [45]
В Сарове со дня основания была заведена общая трапеза. На это обратил внимание епископ Владимирский и Муромский Павел (Саровская пустынь с 1764 по 1788 год относилась к Владимирской епархии), посетивший монастырь 2 сентября 1765 года. Владыка специальным распоряжением предписал заведение чина о панагии, заключающегося в изнесении просфоры из храма в трапезу. Вот как этот чин описала Варвара Миклашевич в своей книге «Село Михайловское, или Помещик XVIII столетия». Рассказ хотя и относится к периоду настоятельства Пахомия, но характерен и для времени отца Ефрема.
«По окончании обедни чередной иеромонах, по обыкновению, понес на серебряном блюде просфору прямо в братскую трапезу; за ним шел архиерей, по сторонам его два иеродиакона, за ними строитель и братия по два в ряд: все они были в мантиях.
Посетители также были приглашены к братской трапезе, а губернаторша и прочие посетительницы благословились поглядеть обряд в трапезной, куда оне вперед и отправились. Там были накрыты узкие длинные столы, по трем стенам, не близко от них поставленные и окруженные скамейками, а в четвертой стене две двери: одна для входа братии, а чрез другую подавалось кушанье.
В трапезе, точно так же как в церкви, были большие образа и пред ними паникадила. В этот день для праздника и для посещения владыки зажжены были все свечи.
Посреди, ближе к переднему столу, был амвон, где всегда читают во время обеда, жертвенник то есть — в будни жития святого того дня, а в праздник, приличное к оному слово.
Между тем наружная дверь отворилась, и появился служащий иеромонах в золотой, сверх длинной мантии, епитрахили, в таких же поручах, в одной камилавке, с распущенными волосами, предшествуя с просфорою пастырю и всей братии. Архиерея вели два иеродиакона в полном облачении; голубые бархатные орари, шитые серебряной граненой битью, перекинутые через плечо, и завязанные под другим, придерживали золотые стихари на Иларии и Никоне; праздничные камилавки из черного бархата украшали их белые и несколько бледные лица. Они были одинакового роста и в одинаковой одежде казались издали так похожими один на другого, что можно было их различить только по розовому цвету распущенных, длинных волос. При входе в трапезную торжественно было пропето: «Яко одушевленному Божию кивоту», и вся до конца девятая песнь праздника.
Во время чтения всем собором молитвы на распев «Отче наш» чередной поставил блюдо на стол и разрезал на нем пречистую: так называется эта просфора. По окончании молитвы архиерей, отирая слезы, показал рукою строителю, чтоб он произвел возглас. Тот же иеромонах, сказавши «аминь», поднес блюдо к архиерею, а за ним вся братия взяли по кусочку. Архиерей уступил первое место строителю, когда все уселись, Иларий принес блюдо, чтоб понести посетительницам.
— Приобщайтесь-ка, сударыня, к нашей братской трапезе, — сказал он, когда Ольга брала частицу просфоры с блюда.
В это время строитель ударил три раза в колокол, висящий под святыми иконами. Иларий, передав блюдо Никону, развязал орарь, поправил развеянные по плечам ветром волосы; и, разделив их по обыкновению пустынному, распустил по сторонам груди. Положив три поясных поклона, он взошел на амвон и, благословясь от пастыря, начал с умилением читать жертвенник густым, выразительным голосом.
Вошли двенадцать юных послушников в черных кафтанах, перепоясанные ремнями, в белых фартуках, с распущенными волосами. Разделясь по шести на две стороны стола и тихо творя Иисусову молитву, каждый из них подавал блюдо с пищею для четырех старцев, из которых старший, произнося «аминь», принимал блюдо и ставил его на стол»>{274}.
Читая это интересное описание из жизни Саровского монастыря свидетеля этих событий, можно представить Прохора Мошнина, подающего кушанья старшей братии, или уже иеродиакона Серафима, читающего святоотеческие книги или сидящего вместе с братией за обеденным столом.
Следует сказать, что в этот период отец Ефрем и епархиальное начальство озаботились наведением порядка в монастыре. 19 апреля 1765 года настоятель, собрав всю братию в трапезном корпусе, зачитал подготовленную им копию с благословенной грамоты на утверждение монастырского устава, разъяснил все пункты его и после ознакомления сам расписался под грамотой, а за ним и вся братия, «не имея права отговариваться незнанием его». Кроме этого, ежегодно начиная с 25 октября (день «Лесного праздника») устав читался в трапезе.
20 августа 1767 года в монастырь поступил указ Синода об избрании казначеев общим собранием братии, и с этого момента казначей становился второй по значимости фигурой в монастырской табеле о рангах>{275}. На должность казначея братия выбрала иеромонаха Иосифа, хранителя ризницы и библиотекаря. До этого избрания казначеем был простой монах.
Отец Ефрем с момента своего утверждения в должности настоятеля и до конца своих дней прилагал большие усилия по обустройству монастыря. В 1760 году он переделывает и очищает иконостас Успенского собора и вместо уже ветхого деревянного пола кладет округлые чугунные плиты. В 1764-м в церкви Живоносного Источника сделан новый иконостас и на четырех столпах, поддерживающих свод храма, установлены восемь больших икон в золоченых рамах. В 1768-м московский купец Григорий Васильевич Лихонин пожертвовал две тысячи пудов железа. Его стараниями крыша храма Живоносного Источника украсилась вместо одной главы пятью и покрыта железом. Стены Успенского собора в 1769 году расписаны живописными сюжетами на евангельские темы. В саду при больнице вычищен колодец и вставлен новый дубовый сруб. На конюшне, что располагалась в юго-западном углу, началось строительство каменных келий для работников.
Книга повествует о «мастерах пушечного дела», которые вместе с прославленным конструктором В. Г. Грабиным сломали вековые устои артиллерийского производства и в сложнейших условиях Великой Отечественной войны наладили массовый выпуск первоклассных полевых, танковых и противотанковых орудий. Автор летописи более 45 лет работал и дружил с генералом В. Г. Грабиным, был свидетелем его творческих поисков, участвовал в создании оружия Победы на оборонных заводах города Горького и в Центральном артиллерийском КБ подмосковного Калининграда (ныне город Королев). Книга рассчитана на массового читателя. Издательство «Патриот», а также дети и внуки автора книги А. П. Худякова выражают глубокую признательность за активное участие и финансовую помощь в издании книги главе города Королева А. Ф. Морозенко, городскому комитету по культуре, генеральному директору ОАО «Газком» Н. Н. Севастьянову, президенту фонда социальной защиты «Королевские ветераны» А. В. Богданову и генеральному директору ГНПЦ «Звезда-Стрела» С. П. Яковлеву. © А. П. Худяков, 1999 © А. А. Митрофанов (переплет), 1999 © Издательство Патриот, 1999.
Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.
"Тихо и мирно протекала послевоенная жизнь в далеком от столичных и промышленных центров провинциальном городке. Бийску в 1953-м исполнилось 244 года и будущее его, казалось, предопределено второстепенной ролью подобных ему сибирских поселений. Но именно этот год, известный в истории как год смерти великого вождя, стал для города переломным в его судьбе. 13 июня 1953 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли решение о создании в системе министерства строительства металлургических и химических предприятий строительно-монтажного треста № 122 и возложили на него строительство предприятий военно-промышленного комплекса.
В период войны в создавшихся условиях всеобщей разрухи шла каждодневная борьба хрупких женщин за жизнь детей — будущего страны. В книге приведены воспоминания матери трех малолетних детей, сумевшей вывести их из подверженного бомбардировкам города Фролово в тыл и через многие трудности довести до послевоенного благополучного времени. Пусть рассказ об этих подлинных событиях будет своего рода данью памяти об аналогичном неимоверно тяжком труде множества безвестных матерей.
Мемуары Владимира Федоровича Романова представляют собой счастливый пример воспоминаний деятеля из «второго эшелона» государственной элиты Российской империи рубежа XIX–XX вв. Воздерживаясь от пафоса и полемичности, свойственных воспоминаниям крупных государственных деятелей (С. Ю. Витте, В. Н. Коковцова, П. Н. Милюкова и др.), автор подробно, объективно и не без литературного таланта описывает события, современником и очевидцем которых он был на протяжении почти полувека, с 1874 по 1920 г., во время учебы в гимназии и университете в Киеве, службы в центральных учреждениях Министерства внутренних дел, ведомств путей сообщения и землеустройства в Петербурге, работы в Красном Кресте в Первую мировую войну, пребывания на Украине во время Гражданской войны до отъезда в эмиграцию.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.