Сень горькой звезды. Часть вторая - [26]

– Ты так думаешь? – вздохнула Геля и посмотрелась в настольное зеркальце. От глубокого вздоха ее пышные груди под розовым ситцем заколыхались бурно и неудержимо, готовые вырваться, как вскипающее молоко. Андрея пронизало жаром, он вспыхнул и, чтобы не встречаться с Гелиным насмешливым и откровенным взглядом, опустил глаза к чернильнице и нацарапал на телеграфном бланке: «Николаев, Новозаводская, 2. Георгию сделали операцию. Состояние сложное, возможности вылетайте Вартовск, больницу. Андрей».

Торопливо сунув Геле бланк, Андрей вознамерился было улизнуть, но та его остановила:

– Минуточку. По инструкции без оплаты я телеграмму отправить не имею права. Но так уж и быть – пошлю. Если ты мне расскажешь, что там у вас с Жоркой стряслось.

Деваться некуда – пришлось рассказывать. Причем, как это свойственно почти всем мальчишкам, в пересказе собственное геройство Андрея неизмеримо выросло и обросло романтическими подробностями. Да и в самом деле было чем гордиться: как-никак самостоятельно совершил рейс до Вартовска и обратно, да еще в бурную погоду, можно сказать, спас товарища и доставил неводник с грузом. Пересказ стихотворения Багрицкого, под впечатлением от которого Жорка и попросил сообщить домой, особенно удался:

Арбуз с нарисованным сердцем берет

Любимая мною казачка...

При этом голубые Гелииы глаза наполнились влагой и одна крупная капля выпала на штемпельную подушку. Почтальонша по-детски шмыгнула носом, взяла телеграмму и снова принялась пересчитывать слова. Подпись «Андрей» ей показалась неубедительной, и Геля переправила ее на «Андреев». Немного поколебалась и добавила: «подпись заверена». Это означало, что телеграмма принята к отправке и Андрей может идти обедать со спокойной совестью.

– Ты заходи, Андрюша, – донеслось ему вслед нежное. – Я. тут все дни одна и скучаю...

На крыльце Андрей нос к носу столкнулся с Еремеевной, которая от неожиданности едва не уронила особо ценный пакет с полугодовым отчетом.

– Оглашенный! – проворчала ему вслед старуха, перебираясь через высокий порог. – Мчит как ошпаренный. Девка сидит чистая, белая, кровь с молоком – прильнуть бы и не оторваться, а не сбегать...

– Не ругайся, Еремеевна, – засмеялась Ангелина. – Если захочу – никуда не убежит.

– А чо бы тебе не захотеть! – взялась за свое посыльная. – Чай, вызрела – пора уж и хотеть. Аль не хочется?

– И хочется, и колется, и мама не велит, – попыталась отшутиться Геля от назойливой старушенции. – Парнишка вовсе даже приходил телеграмму Жоркиной жене отправлять, что ему операцию сделали.

У Еремеевны от услышанной новости и глаза округлились:

– Сказывай, девка, сказывай скорее!

Другого способа избавиться от старухи, как пересказать ей все, просто не существовало в природе. А потому, пока разогревался сургуч и обвязывался шпагатом пакет, Геля пересказала все Андрюхины приключения, в том числе приезд милиционера, и от себя немного добавила для убедительности...

– Девка! – только и смогла проронить изумленная Еремеевна. – Чо деется! – И, всплеснув руками, выкатилась за порог, торопясь первой оповестить поселок о происшедшем.

Глава восьмая. Марьин корень

А ведь надул, нагнал-таки непогоду холодный сиверко, затянул небо сыростью – и утих, как спрятался. На улице мокрота, Нега вся в дождевых отметинах, берега ослизлые – не подступишься. В такой день никуда не хочется, и Андрей придумал себе занятие – патроны набить. Лето в разгаре, не успеешь оглянуться – покос, а там и охота.

На столе разложен дедовский охотничий провиант: с полсотни позеленевших латунных гильз, холщовый мешок с дробью, картонная коробка с дымным порохом «Медведь» и наполовину использованная книга «Краткий курс истории ВКП(б)». Книгу забыл у Марьи Ивановны какой-то постоялец, и она первоначально тщательно сохранялась в переднем углу, где у добрых людей бывают иконы. Но другой постоялец за неимением мягкой бумаги выдрал из нее передние листы с портретами и аполитично использовал их на неотложные личные нужды. Марья Ивановна огорчилась было при обнаружении святотатства, но потом махнула рукой, рассудив, что история без начала и без конца – это не история, а ее обрывок, и с успехом использовала книгу в качестве подставки под сковородку. Так и повелось: если возникала у очередного постояльца послеобеденная потребность в изучении глав истории ВКП(б) в дощатой будочке возле свинарника – он спешил туда с вырванными по потребности листками и изучал их с согнутыми коленями минуты три, а то и все пять, в зависимости от усердия. За свойство способствовать политическому просвещению будка возле свинарника получила негласное прозвание «культбаза». Благозвучное прозвище прижилось, и никого уже не удивляло, если очередной бабкин постоялец, отяжелев от ужина, вдруг заявлял о намерении посетить «культбазу» и выдирал из книги листа три. В результате такого интенсивного изучения досталась она Андрею в изрядно сократившемся виде и начиналась уже где-то с тридцатых годов, с разгара борьбы с троцкизмом и коллективизацией. Со страниц истории ВКП(б) пахло порохом, и, значит, на пыжи она вполне годилась.