Сень горькой звезды. Часть вторая - [2]
Красавец мотобот этот сохранялся от работы на берегу поблизости от гордеевского дома и ехидно поглядывал круглыми зрачками иллюминаторов на еле «чакающий» мимо неводник. На лихе заломленной над капитанской рубкой мотобота мачтой трепетав обрывок забытого с осени флага, а на борту красовалась надпись «Трезвый». Не надо думать, что так нарекли его колхозные правленцы: до такого цинизма никто бы не додумался даже на второй день Пасхи, когда все резервы выпиты, похмелиться нечем и вое поминания о граненом стакане вызывают спазмы и головокружение. Если бы правленцам и случилось наречь мотобот, то стал бы он «Смелым» или «Веселым». Но за повседневными заботами правленцы позабыли, что кораблю нельзя без имени. И честь присвоить ему имя отчасти взял на себя Сашка Захаров, его первый капитан. Я не оговорился, написав «отчасти», потому что он оказался крестным отцом только наполовину. Кто составлял вторую половину, остается глубокой тайной до сих пор, и раскрыть ее не представляется никакой возможности за давностью лет.
Дело же было так. Сашка, заполучив в свое владение сверкающий свежей обшивкой мотобот, первым делом раздобыл кисть и краску, засучил рукава тельняшки и с великим усердием вывел на борту «Резвый». Налюбовавшись досыта на искусное творение рук своих, Сашка вытер мягким мхом руки, беспечно оставил на берегу и кисть и краску и отправился на обед. Когда же вернулся, то обнаружил, что его работа бессовестно испорчена: чья-то коварная рука той же кистью добавила еще три буквы и получилось «Нетрезвый». В негодовании бросился капитан искать обидчика. Разогнал стайку малышей-удильщиков, оскорбил подозрением двух баб с мокрым бельем в тазах, но виновника не сыскал, а когда вернулся к мотоботу, краска успела засохнуть на солнце и пришлось соскабливать буквы ножом. Но что-то помешало Захарову довести до конца свое намерение, или терпения хватило лишь на удаление первых двух букв – и акция очищения так никогда и не завершилась, а мотобот остался «Трезвым» и бесхозным.
Замены ушедшему служить капитану среди колхозников не сыскалось, из экспедиции на колхозные харчи никто не позарился, мотобот рассыхался, а у Якова Ивановича болела голова от общения с язвительными доярками. Экспедиционная «блоха» пришлась бы как раз кстати, и Яков Иванович ухватился за протянутую соломинку:
– Ежели по-соседски ладом договоримся, то, даст Бог, следок от твоей пропажи как-нибудь и отыщется...
– Какой разговор! – обрадовался геолог. – Закон – тайга, сам знаешь.
– Смотри не обмани, – предупредил колхозник, – вам, варнакам, веры мало. Однако приходи вечерком, может чо и прояснится. – И пошел из конторы. У новосельцевского огорода встретилась ему молодая и ядреная женка лесника Батурина.
– Моего на реке не видели? – с тревогой спросила она, – Третий день, как на Половинку уехал...
– Куды ему деться, – отвел глаза от расстегнутого ворота блузки Яков Иванович, – вернется. К такой бабе – да не вернуться. – Хмыкнул в ус и свернул в ограду к Новосельцевым.
Клавдия он застал за странным занятием: под роем восторженно звенящих зеленых мух он черпал ведром из пузырящихся на солнце бочек навозную жижу и таскал на огород, где покрикивала его неугомонная агрономша.
– Кукурузу поливаем, – виновато отвел глаза в сторону хозяин, – одолевает меня юннатка, – спасу нет. То ей навоз подай, то водой залей, то к борозде поднеси – веришь, покурить некогда, не то что на рыбалку выбраться.
– Так уж и некогда! – усомнился гость. – А ровно ты не далее чем вчера с остячишками выезжал и, сдается, неплохо добыл: все крыльцо в чешуе.
Клавдий покосился на избу. Действительно, и крыльцо и земля возле оказались уляпаны еще свежей чешуей и слизью.
– Ну и чо такого? – насторожился он.
– Да так, в общем, ничо, однако скажи: в каком месте промышлял?
– Все бы ты знал! – миролюбиво огрызнулся Клавдий. – Известно, не на твоем. У Новосельцевых исконные родовые угодья. Еще деду моему остяки продали, а отец мой всю жизнь плес от коряг чистил. Так что извини, нет нам нужды по чужим рыбалкам снасти рвать: свое имеем, не растеряли.
– Да я не про то, – поспешил успокоить обидчивого гость. – Не укорять я пришел, а потому, что курейка твоя на бойком месте. Вот и хочу узнать – не приметил ли чего.
– Вон чо. Так ты насчет Степки Батурина пожаловал, – догадался рыбак. – Так бы сразу и сказал. А то крутишься, как облас в суводи. Прибегала ко мне его баба токо что. Тоже выведывала. Однако я его нигде не встречал. И где его встретить: он на моторе, а я на гребях, пути у нас разные. Ему что в Вартовск, что в Покур смотаться не штука. Гужуют, поди, в Вартовске на пристани с какой-нибудь шалашовкой, – лицо у Клавдия стало мечтательным, – пиво пьют, в кино ходят, а дома баба убивается.
– Стану я по Степке страдать, – отмахнулся Яков Иванович. – Его дело собачье – по лесу рыскать да от хищников его хранить. Другое мне надо: на Рязанке у экспедиции станок украли, так ты не видел ли?
– Ладно, что их самих еще не украли, – сплюнул Клавдиян смачно. – Хозяева! Выбросили добро без присмотра в болоте. Правильно и сделали, что подобрали: не разевай рот, на то и ярмарка.
События книги разворачиваются в отдаленном от «большой земли» таежном поселке в середине 1960-х годов. Судьбы постоянных его обитателей и приезжих – первооткрывателей тюменской нефти, работающих по соседству, «ответработников» – переплетаются между собой и с судьбой края, природой, связь с которой особенно глубоко выявляет и лучшие, и худшие человеческие качества. Занимательный сюжет, исполненные то драматизма, то юмора ситуации описания, дающие возможность живо ощутить красоту северной природы, боль за нее, раненную небрежным, подчас жестоким отношением человека, – все это читатель найдет на страницах романа. Неоценимую помощь в издании книги оказали автору его друзья: Тамара Петровна Воробьева, Фаина Васильевна Кисличная, Наталья Васильевна Козлова, Михаил Степанович Мельник, Владимир Юрьевич Халямин.
Даже если весь мир похож на абсурд, хорошая книга не даст вам сойти с ума. Люди рассказывают истории с самого начала времен. Рассказывают о том, что видели и о чем слышали. Рассказывают о том, что было и что могло бы быть. Рассказывают, чтобы отвлечься, скоротать время или пережить непростые времена. Иногда такие истории превращаются в хроники, летописи, памятники отдельным периодам и эпохам. Так появились «Сказки тысячи и одной ночи», «Кентерберийские рассказы» и «Декамерон» Боккаччо. «Новый Декамерон» – это тоже своеобразный памятник эпохе, которая совершенно точно войдет в историю.
История дружбы и взросления четырех мальчишек развивается на фоне необъятных просторов, окружающих Орхидеевый остров в Тихом океане. Тысячи лет люди тао сохраняли традиционный уклад жизни, относясь с почтением к морским обитателям. При этом они питали особое благоговение к своему тотему – летучей рыбе. Но в конце XX века новое поколение сталкивается с выбором: перенимать ли современный образ жизни этнически и культурно чуждого им населения Тайваня или оставаться на Орхидеевом острове и жить согласно обычаям предков. Дебютный роман Сьямана Рапонгана «Черные крылья» – один из самых ярких и самобытных романов взросления в прозе на китайском языке.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Унижение, проникнув в нашу кровь, циркулирует там до самой смерти; мое причиняет мне страдания до сих пор». В своем новом романе Ян Муакс, обладатель Гонкуровской премии, премии Ренодо и других наград, обращается к беспрерывной тьме своего детства. Ныряя на глубину, погружаясь в самый ил, он по крупицам поднимает со дна на поверхность кошмарные истории, явно не желающие быть рассказанными. В двух частях романа, озаглавленных «Внутри» и «Снаружи», Ян Муакс рассматривает одни и те же годы детства и юности, от подготовительной группы детского сада до поступления в вуз, сквозь две противоположные призмы.
Джозеф Хансен (1923–2004) — крупнейший американский писатель, автор более 40 книг, долгие годы преподававший художественную литературу в Лос-анджелесском университете. В США и Великобритании известность ему принесла серия популярных детективных романов, главный герой которых — частный детектив Дэйв Брандсеттер. Роман «Год Иова», согласно отзывам большинства критиков, является лучшим произведением Хансена. «Год Иова» — 12 месяцев на рубеже 1980-х годов. Быт голливудского актера-гея Оливера Джуита. Ему за 50, у него очаровательный молодой любовник Билл, который, кажется, больше любит образ, созданный Оливером на экране, чем его самого.
О чем эта книга? Об американских панках и африканских нефтяниках. О любви и советском детстве. Какая может быть между всем этим связь? Спросите у Вадика Гольднера, и он ответит вам на смеси русского с английским и португальским. Герой нового романа Александра Стесина прожил несколько жизней: школьник-эмигрант, юный панк-хардкорщик, преуспевающий адвокат в Анголе… «Троя против всех» – это книга о том, как опыт прошлого неожиданно пробивается в наше настоящее. Рассказывая о взрослении героя на трёх континентах, автор по-своему обновляет классический жанр «роман воспитания».