Семья Наполеона - [38]

Со дня казни Людовика XVI прошло всего десять лет. Мадам де Ремюза вынуждена признать, что «возгласы в толпе нельзя было назвать истинным ликованием» и что на протяжении всей церемонии у папы был «отрешенный вид жертвы».

Следующей весной спектакль повторился в Милане. На этот раз Жозефина не участвовала в коронации, а только наблюдала с галереи как Наполеон во второй раз водрузил себе на голову корону — древнюю железную корону Ломбардии — со словами: «Мне вручил ее сам Господь, горе тому, кто посягнет на нее». Аврильон, любимая горничная Жозефины, замечает: «Церемония удалась на славу» В июне 1805 года император назначил Евгения де Богарне вице-королем Италии. Евгению было в ту пору всего двадцать три, и тем не менее ему прекрасно удавалась роль сатрапа. Более того, он поддерживал своего отчима в весьма опасном заблуждении, что из других членов клана также получатся недурные правители.

Титул вице-короля Люсьен не получил. Он отказался покинуть свою вдову Жубертон и продолжал настаивать на том, что его дети должны получить «династические права» и титул «Императорское высочество». Когда Наполеон довольно резко отказался выполнить его требования, Люсьен, надувшись, замкнулся в добровольной ссылке в своем прекрасном дворце в Риме. Император не оставлял попыток расторгнуть этот брак; ему хотелось, чтобы брат всегда был у него под рукой на роль супруга какой-нибудь весьма полезной иностранной принцессы. Люсьен тем временем беспрестанно жаловался остальным родственникам, что без его усилий империя просто не появилась бы на свет. Когда вмешался дядя Феш, он получил от Люсьена резкую отповедь: «По крайней мере имейте достаточно разума, чтобы не сравнивать меня с Жеромом, и упасите меня от неловкого положения, в которое меня ставят ваши трусливые советы… Скрывайте свои жизненные идеалы под вашим кардинальским пурпуром и ступайте дальше по стезе человеколюбия в полном молчании».

Верно, по сравнению с Люсьеном Жером был сама покорность, он был готов оставить жену, лишь бы только угодить Наполеону. Он вернулся из Балтимора в марте 1805 года на «Эрин», быстроходном клипере, построенном по заказу его тестя, в сопровождении супруги и ее брата Уильяма. Когда они сошли на берег в Лиссабоне, то были встречены французским посланником, который известил их, что «миссис Патерсон» въезд во Францию запрещен. «Передайте своему повелителю, — гордо ответила ему Бетси, — «мадам Бонапарт» честолюбива и требует предоставить ей все права императорского семейства». Жером тогда уговорил ее отправиться в Амстердам, а сам отбыл уламывать брата, который в ту пору находился в Милане. Император отказался принимать его, если он не примет все его условия. К началу мая воля Жерома к сопротивлению была сломлена, и он написал Наполеону покаянное письмо. Бетси нашла пристанище в Англии, что было неразумно с ее стороны. В июле в городе Камберуэл она родила сына, которого назвала Жером — Наполеон Бонапарт. Император твердо сказал отцу младенца: «Твой союз с мисс Патерсон не имеет юридической силы, как в глазах религии, так и правосудия». И хотя папа объявил, что церковь признает законность его брака, Жером сдался. Он написал Бетси, уверяя, что любит и ее, и сына, и попросил ее вернуться в Балтимор и верить ему. В июле он снова вернулся на флот, где получил командование небольшой эскадрой в Генуе. Что характерно, Жером самолично повысил себя до полного капитана без всякого официального приказа и облачился в подобающую званию форму. За свои вольности он получил резкий выговор от брата. Затем он повел свои корабли в Алжир, откуда вернулся с двумястами выкупленными из рабства французами и итальянцами, чью свободу уже обеспечил французский консул. По возвращении Жером совершенно незаслуженно получил восторженную хвалу от французских газет и обещание от брата быть повышенным в ранге. Тем временем он направился в Париж, где предался безудержному распутству. Время от времени он посылал Бетси в Балтимор письма, называя ее при этом Элизой.

Другая Элиза разыгрывала собственные карты лучше, чем все ее братья и сестры. Ей было прекрасно известно, что, хотя внешне она имела сильное сходство с Наполеоном, именно ее он любил менее остальных и даже побаивался, если верить Меттерниху. Более того, ее недалекий и неотесанный супруг Баччиоки приводил окружающих в бешенство своим напыщенным самодовольством. И тем не менее она беспрестанно пыталась уговорить своего старого союзника (Люсьена) порвать с «этой Жубертон», что весьма радовало императора. «Оставаясь рядом с Наполеоном или же приняв от него трон — вот где бы ты оказался полезен, — писала Элиза своему любимому брату в Рим. — Подумай о сделанном тебе предложении. Мама и все мы были бы счастливы, если бы мы стали одной семьей и в политическом смысле. Дорогой Люсьен, сделай это ради нас, кто любит тебя». С другой стороны, она дала понять, что пожелала бы жить как можно дальше от Парижа, и, будучи мастерицей на всякие пакости, вела себя так, чтобы император едва мог дождаться ее отъезда (ее излюбленным занятием было отпускать вольные замечания в адрес Жозефины), и добилась своего. Значительную роль в этом сыграл Фуше, который доложил Наполеону, что тем самым будет положен конец двум весьма неприятным романам, о которых злорадно перешептывалась вся столица. Оба любовника были финансистами сомнительной репутации. В конце марта 1805 года, в такой же самой прокламации, в какой он принял корону Италии, Наполеон объявил сестру наследной княгиней Пьомбино, заявив с удивительной честностью, что дарует ей сие крошечное государство «не из братской нежности, но из политического благоразумия». Ее ничтожество-супруг, который, по заверениям Меттерниха, страдал «полным отсутствием интеллектуальных способностей», получил титул принца Феликса I, но правила страной именно Элиза. Расположенная как раз напротив Корсики область Пьомбино имела всего 20 тысяч жителей. Тем не менее в июле того же года Элиза получила «повышение» до княгини «Лукки и Пьомбино», то есть ей во владение была отдана древняя республика Лукка и часть прилегающей территории. Это возвышение превратило Элизу в предмет зависти всего бонапартовского клана.