Семья Мускат - [39]
— Что вы! Вы же еще молодая женщина.
— Не такая уж молодая и не такая привлекательная. Не знаю, что говорят обо мне люди — наверняка ничего хорошего, — но, уверяю тебя, я — полная противоположность Абраму. Этот может влюбиться в любую юбку. А я люблю только одного человека. Попади я в хорошие руки — и я была бы верной женой. Но моя мать, упокой Господи ее душу, хотела, чтобы я ни в чем не нуждалась. Ты, должно быть, слышал, я — дочь бялодревнского ребе.
— Да, знаю.
— Это долгая история. Возьмись я рассказывать ее тебе с самого начала, мы бы тут с тобой целую неделю проговорили, и днем и ночью. К чему забивать тебе голову своими горестями? Ты ведь еще так молод. Со своим мужем Акивой я промучилась целых одиннадцать лет. Я его никогда не любила — надеюсь, Господь не накажет меня за эти слова. Наоборот, ненавидела с самого начала. А Герца Яновера я знаю с детства. Его отец был главой ешивы в моем родном городе. И зачем только я все это тебе рассказываю? Сама не понимаю — говорю, что попало. Знаешь, мне хочется, чтобы вы познакомились. Ты сегодня вечером занят?
— Нет.
— Давай поедем к нему? Я ему про тебя рассказывала, и ему тоже не терпится с тобой познакомиться. Сядем в сани и поедем. Не отказывайся, получишь удовольствие, да и я встряхнусь. Тебе, может, это покажется смешным, но мне интересно знать о нем твое мнение. У меня все в голове перепуталось, и я уже ничего не соображаю. Не торопись, доешь. У таких, как он, вечер только еще начинается: Герц — пташка поздняя.
Гина засмеялась, и на глаза у нее навернулись слезы. Она вскочила и выбежала из комнаты. Аса-Гешл слышал, как она рыдает и сморкается за стенкой.
Герц Яновер занимал квартиру на Гнойной, в одном из больших, многоэтажных домов с внутренними дворами. На лестнице было темно, и Гина то и дело чиркала спичкой. Квартира находилась на втором этаже. Не позвонив и даже не постучав, Гина толкнула входную дверь, и они вошли. В коридоре стоял полумрак; если б не горевшая на кухне лигроиновая лампа, было бы совсем темно. Маленькая, кряжистая, краснощекая служанка с толстыми голыми ногами мыла посуду. Увидев Гину, она подошла к дверям и приложила палец к губам.
— Хильда здесь? — спросила, скорчив гримасу, Гина.
— Ш-ш-ш. Господин Яновер велел никого не пускать.
— Чего он так боится? Духи не разбегутся, — с раздражением сказала Гина, снимая пальто и шляпку. — Надеюсь, ты не робкого десятка, — обронила она, поворачиваясь к Асе-Гешлу. — Мой профессор, видишь ли, увлекся спиритизмом. Знаешь, что это такое?
— Да, слышал. Это когда вызывают души мертвецов.
— Чушь собачья, но что поделаешь? Всякий гений безумен по-своему. Скажи, Доба, — обратилась она к служанке, — кто у него?
— Финлендер, Дембицер, Мессингер и эта… Хильда. О, да, и господин Шапиро тоже здесь.
— Абрам! Легок на помине!
Аса-Гешл вздрогнул.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал он. — Спокойной ночи. — И он покосился на пальто и шляпу, которые только что повесил на вешалку.
— Что с тобой? Решил обратиться в бегство? Кавалер, называется! — воскликнула Гина. — Как тебе не стыдно!
— Я только помешаю… поеду лучше домой.
— Наверно, господин боится покойников, — предположила служанка.
— Нет, вовсе не покойников, — отозвался Аса-Гешл.
— Слушай, не валяй дурака, — нетерпеливо сказала Гина и, взяв его за локоть, подвела к двери с матовым стеклом. Она открыла дверь, и они вошли в большую комнату с отстающими от стены обоями и выцветшим потолком. На полу стояла покрытая красным платком зажженная лампа; она освещала комнату каким-то тусклым, красноватым светом, как будто здесь лежал тяжелобольной. Посередине, за квадратным столиком, сидело шестеро, пять мужчин и одна женщина. Все держали ладони на краю стола и молчали. Первым обратил внимание на вновь прибывших Абрам — он сидел лицом к двери. Борода у него была всклокочена, лицо в свете лампы приобрело какой-то пепельно-красный оттенок. Он кивнул Гине и Асе-Гешлу и с преувеличенной серьезностью поднес палец к губам. Справа от него сидел человечек с узким подбородком и большим, изрезанным морщинами лбом. На лице у него застыло выражение пойманного с поличным шалуна. Голова человечка, а также затылок и шея покрыты были густыми, давно не стриженными волосами. Небрежно завязанный черный шелковый галстук был приспущен. Его фотографию Аса-Гешл видел у Гины. Это и был Герц Яновер.
Слева от Абрама сидела женщина с распущенными, вьющимися черными волосами, покатым лбом и вытянутым лицом с длинным подбородком. Из-под наброшенной на плечи шелковой шали виден был высокий стоячий воротничок. Ее суровый, неподвижный взгляд обращен был в никуда; приход нежданных гостей явно не доставил ей удовольствия. Своим видом она напоминала Асе-Гешлу нигилисток, чьи фотографии ему однажды довелось видеть. Еще один сидевший за столом мужчина был высок и худ, с зачесанными на лоб пепельно-седыми волосами и мешками под глазами. Лица остальных Аса-Гешл разглядеть не мог — они сидели спиной к двери; он заметил лишь, что один из них горбун.
— Г-м, г-м… — забормотал Герц Яновер, точно набожный еврей, которому помешали творить молитву. — Г-м, г-м… — И он едва заметно кивнул Гине.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Когда я был мальчиком и рассказывал разные истории, меня звали лгуном, — вспоминал Исаак Башевис Зингер в одном интервью. — Теперь же меня зовут писателем. Шаг вперед, конечно, большой, но ведь это одно и то же».«Мешуга» — это своеобразное продолжение, возможно, самого знаменитого романа Башевиса Зингера «Шоша». Герой стал старше, но вопросы невинности, любви и раскаяния волнуют его, как и в юности. Ясный слог и глубокие метафизические корни этой прозы роднят Зингера с такими великими модернистами, как Борхес и Кафка.
Эти рассказы лауреата Нобелевской премии Исаака Башевиса Зингера уже дважды выходили в издательстве «Текст» и тут же исчезали с полок книжных магазинов. Герои Зингера — обычные люди, они страдают и молятся Богу, изучают Талмуд и занимаются любовью, грешат и ждут прихода Мессии.Когда я был мальчиком и рассказывал разные истории, меня называли лгуном. Теперь же меня зовут писателем. Шаг вперед, конечно, большой, но ведь это одно и то же.Исаак Башевис ЗингерЗингер поднимает свою нацию до символа и в результате пишет не о евреях, а о человеке во взаимосвязи с Богом.«Вашингтон пост»Исаак Башевис Зингер (1904–1991), лауреат Нобелевской премии по литературе, родился в польском местечке, писал на идише и стал гордостью американской литературы XX века.В оформлении использован фрагмент картины М.
Американский писатель Исаак Башевис Зингер (род. в 1904 г.), лауреат Нобелевской премии по литературе 1978 г., вырос в бедном районе Варшавы, в 1935 г. переехал в Соединенные Штаты и в 1943 г. получил американское гражданство. Творчество Зингера почти неизвестно в России. На русском языке вышла всего одна книга его прозы, что, естественно, никак не отражает значения и влияния творчества писателя в мировом литературном процессе.Отдавая должное знаменитым романам, мы уверены, что новеллы Исаака Башевиса Зингера не менее (а может быть, и более) интересны.
Американский писатель Исаак Башевис Зингер (род. в 1904 г.), лауреат Нобелевской премии по литературе 1978 г., вырос в бедном районе Варшавы, в 1935 г. переехал в Соединенные Штаты и в 1943 г. получил американское гражданство. Творчество Зингера почти неизвестно в России. На русском языке вышла всего одна книга его прозы, что, естественно, никак не отражает значения и влияния творчества писателя в мировом литературном процессе.Отдавая должное знаменитым романам, мы уверены, что новеллы Исаака Башевиса Зингера не менее (а может быть, и более) интересны.
Роман "Шоша" впервые был опубликован на идиш в 1974 г. в газете Jewish Daily Forward. Первое книжное издание вышло в 1978 на английском. На русском языке "Шоша" (в прекрасном переводе Нины Брумберг) впервые увидела свет в 1991 году — именно с этого произведения началось знакомство с Зингером русскоязычного читателя.
Творчество Василия Георгиевича Федорова (1895–1959) — уникальное явление в русской эмигрантской литературе. Федорову удалось по-своему передать трагикомедию эмиграции, ее быта и бытия, при всем том, что он не юморист. Трагикомический эффект достигается тем, что очень смешно повествуется о предметах и событиях сугубо серьезных. Юмор — характерная особенность стиля писателя тонкого, умного, изящного.Судьба Федорова сложилась так, что его творчество как бы выпало из истории литературы. Пришла пора вернуть произведения талантливого русского писателя читателю.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящее издание позволяет читателю в полной мере познакомиться с творчеством французского писателя Альфонса Доде. В его книгах можно выделить два главных направления: одно отличают юмор, ирония и яркость воображения; другому свойственна точность наблюдений, сближающая Доде с натуралистами. Хотя оба направления присутствуют во всех книгах Доде, его сочинения можно разделить на две группы. К первой группе относятся вдохновленные Провансом «Письма с моей мельницы» и «Тартарен из Тараскона» — самые оригинальные и известные его произведения.
Настоящее издание позволяет читателю в полной мере познакомиться с творчеством французского писателя Альфонса Доде. В его книгах можно выделить два главных направления: одно отличают юмор, ирония и яркость воображения; другому свойственна точность наблюдений, сближающая Доде с натуралистами. Хотя оба направления присутствуют во всех книгах Доде, его сочинения можно разделить на две группы. К первой группе относятся вдохновленные Провансом «Письма с моей мельницы» и «Тартарен из Тараскона» — самые оригинальные и известные его произведения.
«Два исполина», «глыбы», «гиганты», «два гения золотого века русской культуры», «величайшие писатели за всю историю культуры». Так называли современники двух великих русских писателей – Федора Достоевского и Льва Толстого. И эти высокие звания за ними сохраняются до сих пор: конкуренции им так никто и не составил. Более того, многие нынешние известные писатели признаются, что «два исполина» были их Учителями: они отталкивались от их произведений, чтобы создать свой собственный художественный космос. Конечно, как у всех ярких личностей, у Толстого и Достоевского были и враги, и завистники, называющие первого «барином, юродствующим во Христе», а второго – «тарантулом», «банкой с пауками».
Вашему вниманию предлагается сборник произведений Ричарда Олдингтона «Прощайте, воспоминания».В книгу известного писателя вошли рассказы из сборников «Дороги к славе» и «Короткие ответы», посвященных психологическим контрастам.
Повесть Израиля Меттера «Пятый угол» была написана в 1967 году, переводилась на основные европейские языки, но в СССР впервые без цензурных изъятий вышла только в годы перестройки. После этого она была удостоена итальянской премии «Гринцана Кавур». Повесть охватывает двадцать лет жизни главного героя — типичного советского еврея, загнанного сталинским режимом в «пятый угол».
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.