Семнадцать мгновений Москвы - [6]
В «Пирогах» (мне сказали) собираются молодые московские поэты и, бывает, состязаются с самим «отцом-основателем». Сегодня как раз такой день. Я порадовался удаче.
Поэты и поклонники набились в какой-то дальний каземат, куда я не смог протиснуться. Пришлось стоять в проходе, поминутно получая тычки. В самом каземате какие-то девушки неестественными голосами читали толпе свои стихи. Общая их интонация была такая, что я понял: мир – это мерзкая и гнусная клоака, в которой страдают, смердят и гниют заживо эти самые девушки, тоже, кстати, мерзкие, гнусные и полуразложившиеся от пороков. Еще в стихах как россыпь шариков пинг-понга многозвучно цокали аллитерации и подвывали ассонансы. Метафорика была столь изысканно-уродлива, что на ее фоне «Цветы зла» почти не отличались от «Дафниса и Хлои».
Я бы не сказал, что публика корчилась от отвращения или стонала от восхищенья. Реакция была как на нечто привычное. Из центра зала, из-за стола, где громоздилась подвыпившая компания, время от времени раздавались насмешки. Ведущий вечера одергивал распоясавшихся. Девушки-поэты на насмешки не огрызались, как положено поэтам, а тривиально обижались. Какой-то пожилой мужчина сердито протолкался к выходу с видом мэтра, которого эта неотесанная деревенщина даже не может признать. Рядом со мной люди приходили и незаметно уходили. Наиболее деликатные перед уходом вытягивали шеи и глядели поверх голов, словно им обязательно надо было хоть раз увидеть поэтов, чтобы запомнить навек. Негромкие переговоры вокруг в основном касались тем «где такой-то?» и «ты потом куда?». Невидимый мне ведущий что-то вещал о поколении «после «Вавилона»», а я и про поколение до него не слыхал. Мне стало не интересно, потому что собственно поэзии здесь я так и не встретил. Одно только самовыражение – и говорящих, и слушающих. А быть единственной внимающей публикой среди самовыражающейся творческой молодежи мне и раньше делалось скучно.
В трапезных, мимо которых я прошагал на выход, уже сдвигали столы в общую кучу, а среди сидящих и пьющих наиболее горячие уже стаскивали через голову свитера и кофты. Судя по мату и веселью, если здесь и была поэзия, то в духе простоты и скабрезности Вийона. В общем, тематически другая, чем на вечере. Я ушел – и не увидел самого интересного. Мне только потом рассказали, что произошло.
Этот загадочный человек, придумавший «Пироги», все-таки пришел и прочитал стихи. Свои строчки, присылаемые «сэмээсками», он нахально читал прямо с экрана телефона. Вот это была сила. Жаль, что я не увидел. Девушки-поэты до такого жеста не дотягивали даже вместе со своим апокалипсисом.
А с другой стороны… Уйти меня обязывала стилистика, которой я тут облучился. Ведь все самовыражаются, и я тоже должен. Если уж мне скучны девушки-поэты и конец света, если я ничего не знаю о современной поэзии, а представления о поэтических вечерах в ресторанах у меня не идут дальше хрестоматийной «Бродячей собаки», то и самовыразиться я могу лишь по-провинциальному глупо: просто уйти. Ладно хоть еще дверью не хряснул.
Потому что не было здесь никакой поэзии, никакого искусства. На узких просторах помпезного Третьяковского проезда был вызывающий перформанс человека здешнего круга – сам ресторан «Пироги». А начинкой пирогов здесь были маленькие перформансы пришедших на поэтический вечер. Эдакая матрешка масштабов. И мне не хочется узнавать, каким по счету я могу здесь быть вкладышем.
КЛУБ «КИТАЙСКИЙ ЛЕТЧИК ДЖАО ДА»
При входе билетов не давали, а специальной машинкой ставили на запястье какую-то невидимую печать. Она то ли в темноте должна фосфоресцировать, то ли проявляться в инфракрасном свете (а может, в жестком излучении при ядерном взрыве). Моя рука тайком от меня сама собой сразу вытерлась о штанину. Что это за печать такая? «666», наверное. Меня же в вертеп привели – в ночной клуб «Китайский летчик».
В провинции ночной клуб – непременно вертеп. Провинциальные мерки невольно применяешь и к столице. Первая мысль, когда попадаешь в Москву: «Господи, как бы не пропасть!..» И дело не в толпе на улицах, не в метро и неграх. Дело в мифе о том, что в Москве чуть ли не всё – неведомое «ноу-хау». Тот же «Китайский летчик», к примеру.
Да нет, не всё – «ноу-хау». Скажем, в Перми, где я живу, молодые поэты-авангардисты тоже создавали нечто подобное «Китайскому летчику». Только их ночной клуб назывался «Сбитый летчик». Впрочем, «как вы судно назовете, так оно и поплывет». Не знаю, на какой стадии воплощения этот проект сдох, но Китайский Летчик воистину был сбит до подлета к Перми. Если же судить о Москве по иномаркам, рекламам и брэндам, которые для всей России едины, словно геометрия Евклида, то будто вообще из дома не выезжал. И студенческая молодость, кстати, столичным ноу-хау тоже не является. В общем, в «Китайском летчике» я себя почувствовал почти как на родине…
… на которой, правда, еще не бывал. Но все здесь знакомо, словно так и должно быть. И низкий потолок с какими-то перекрещивающимися балками, и провинциально-жесткие скамейки под задом, и разнокалиберные стулья-табуретки, будто в общаге на дне рождения у приятеля. И молодежь вокруг была веселая и – не побоюсь этого слова – какая-то приличная. Я не обнаружил «Идущих вместе» в красных майках с Путиным на пузе, байкеров в касках с рогами и насупленных, бритоголовых скинхэдов (если по TV идет речь о молодежи, то про них только и рассказывается). За соседним столиком даже в шахматы играли. В провинции шахматы давно стали игрой, так сказать, интимной. У нас в уютных двориках, заросших лопухами, не сидят за клетчатыми столиками пионер с пенсионером, как показывают в кино. И даже с домино, и даже с водкой не сидят. У нас сидят только кучи лысых подростков с одной бутылкой пива на каждые шестнадцать человек. В «Летчике» рядом со мной тоже пили пиво. Но пивная компания не раздвигала собою всю остальную публику по стенам, словно зонтик, раскрытый в автобусе. Вот это, может, и есть ноу-хау.
Специальное издание к премьере на телеканале "РОССИЯ". СЕРГЕЙ УРСУЛЯК — один из самых известных российских режиссёров, создавший целый ряд масштабных экранизаций. "Ликвидация", "Жизнь и cудьба", "Тихий Дон" стали культовыми и принесли своему создателю заслуженную славу. Роман АЛЕКСЕЯ ИВАНОВА вызвал горячий интерес широкой читательской аудитории и получил премию "Книга года", а сам автор стал лауреатом Премии Правительства России. Писатель и режиссёр воссоздают образ яркого и сложного периода в истории нашей страны — "лихих девяностых".
«Жаркое лето 1980 года. Столицу сотрясает Олимпиада, а в небольшом пионерском лагере на берегу Волги всё тихо и спокойно. Пионеры маршируют на линейках, играют в футбол и по ночам рассказывают страшные истории; молодые вожатые влюбляются друг в друга; речной трамвайчик привозит бидоны с молоком, и у пищеблока вертятся деревенские собаки. Но жизнь пионерлагеря, на первый взгляд безмятежная, имеет свою тайную и тёмную сторону. Среди пионеров прячутся вампиры. Их воля и определяет то, что происходит у всех на виду. “Пищеблок” – простая и весёлая история о сложных и серьёзных вещах.
Города Ёбург нет на карте. В Советском Союзе был закрытый промышленный город-гигант Свердловск, в России он превратился в хайтековский мегаполис Екатеринбург, а Ёбург – промежуточная стадия между советской и российской формациями. В новой книге Алексея Иванова «Ёбург» – сто новелл о Екатеринбурге на сломе истории: сюжеты о реальных людях, которые не сдавались обстоятельствам и упрямо строили будущее. Эпоха перемен порождала героев и титанов, и многих из них вся страна знала по именам. Екатеринбург никогда не «выпадал из истории», всегда решал за себя сам, а потому на все жгучие вопросы эпохи дал свои собственные яркие ответы.
В эпоху великих реформ Петра I «Россия молодая» закипела даже в дремучей Сибири. Нарождающаяся империя крушила в тайге воеводское средневековье. Народы и веры перемешались. Пленные шведы, бухарские купцы, офицеры и чиновники, каторжники, инородцы, летописцы и зодчие, китайские контрабандисты, беглые раскольники, шаманы, православные миссионеры и воинственные степняки джунгары – все они вместе, враждуя между собой или спасая друг друга, творили судьбу российской Азии. Эти обжигающие сюжеты Алексей Иванов сложил в роман-пеплум «Тобол».
«Не приведи Бог видеть русский бунт – бессмысленный и беспощадный», – написал Пушкин в «Капитанской дочке»… и убрал из романа главу с этими словами. Слова прекрасные, но неверные. Русский бунт вовсе не бессмысленный. Далеко не всегда беспощадный. И увидеть его – впечатление жестокое, но для разума и души очистительное.Бунт Емельяна Пугачёва сотрясал Российскую империю в 1773–1775 годах. Для России это было время абсолютизма и мирового лидерства. Но как Эпоха Просвещения породила ордынские требования восставших? В пугачёвщине всё очень сложно.
Роман «Общага-на-Крови» Алексея Иванова, создателя таких бестселлеров, как «Золото бунта», «Сердце Пармы», «Географ глобус пропил», публикуется впервые. История одной студенческой общаги, на много лет ставшей домом для персонажей этого миниатюрного эпоса, — подлинная жемчужина современной молодежной прозы. Главный герой романа — студент по прозвищу Отличник, его друзья и враги населяют микрокосм студенческой общаги. Здесь, как в сердце мироздания, происходит все то, из чего состоит человеческая жизнь: обитатели общаги пьют вино и пишут стихи, дерутся и играют на гитаре, враждуют с комендантшей Ольгой Ботовой и ее полууголовным мужем Ринатом, ненавидят и любят друг друга со всем максимализмом юности, так отчаянно, словно остальной Вселенной для них не существует…Страсть и предательство, слезы и кровь — все это крепко-накрепко связало героев А.
Тюрьма в Гуантанамо — самое охраняемое место на Земле. Это лагерь для лиц, обвиняемых властями США в различных тяжких преступлениях, в частности в терроризме, ведении войны на стороне противника. Тюрьма в Гуантанамо отличается от обычной тюрьмы особыми условиями содержания. Все заключенные находятся в одиночных камерах, а самих заключенных — не более 50 человек. Тюрьму охраняют 2000 военных. В прошлом тюрьма в Гуантанамо была настоящей лабораторией пыток; в ней применялись пытки музыкой, холодом, водой и лишением сна.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Брошюра написана известными кинорежиссерами, лауреатами Национальной премии ГДР супругами Торндайк и берлинским публицистом Карлом Раддацом на основе подлинных архивных материалов, по которым был поставлен прошедший с большим успехом во всем мире документальный фильм «Операция «Тевтонский меч».В брошюре, выпущенной издательством Министерства национальной обороны Германской Демократической Республики в 1959 году, разоблачается грязная карьера агента гитлеровской военной разведки, провокатора Ганса Шпейделя, впоследствии генерал-лейтенанта немецко-фашистской армии, ныне являющегося одним из руководителей западногерманского бундесвера и командующим сухопутными силами НАТО в центральной зоне Европы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Книга Стюарта Джеффриса (р. 1962) представляет собой попытку написать панорамную историю Франкфуртской школы.Институт социальных исследований во Франкфурте, основанный между двумя мировыми войнами, во многом определил не только содержание современных социальных и гуманитарных наук, но и облик нынешних западных университетов, социальных движений и политических дискурсов. Такие понятия как «отчуждение», «одномерное общество» и «критическая теория» наряду с фамилиями Беньямина, Адорно и Маркузе уже давно являются достоянием не только истории идей, но и популярной культуры.
Книга представляет собой подробное исследование того, как происходила кража величайшей военной тайны в мире, о ее участниках и мотивах, стоявших за их поступками. Читателю представлен рассказ о жизни некоторых главных действующих лиц атомного шпионажа, основанный на документальных данных, главным образом, на их личных показаниях в суде и на допросах ФБР. Помимо подробного изложения событий, приведших к суду над Розенбергами и другими, в книге содержатся любопытные детали об их детстве и юности, личных качествах, отношениях с близкими и коллегами.
10 мая 1933 года на центральных площадях немецких городов горят тысячи томов: так министерство пропаганды фашистской Германии проводит акцию «против негерманского духа». Но на их совести есть и другие преступления, связанные с книгами. В годы Второй мировой войны нацистские солдаты систематически грабили европейские музеи и библиотеки. Сотни бесценных инкунабул и редких изданий должны были составить величайшую библиотеку современности, которая превзошла бы Александрийскую. Война закончилась, но большинство украденных книг так и не было найдено. Команда героических библиотекарей, подобно знаменитым «Охотникам за сокровищами», вернувшим миру «Мону Лизу» и Гентский алтарь, исследует книжные хранилища Германии, идентифицируя украденные издания и возвращая их семьям первоначальных владельцев. Для тех, кто потерял близких в период холокоста, эти книги часто являются единственным оставшимся достоянием их родных.