Семнадцать лет в советских лагерях - [22]
В январе 1936 года Николай узнал, что некая женщина, собиравшаяся уехать из Москвы, сдает двадцатидвухметровую комнату по адресу: Матросская тишина, 15. Уплатив кругленькую сумму, он заключил с ней сделку. В соседней восьмиметровой комнате целыми днями орал громкоговоритель, мешая Мацокину работать. Несколько раз он обращался к нашей соседке Зайцевой с просьбой приглушить звук, но она и слушать об этом не желала. Дело закончилось тем, что Николай пожаловался в домоуправление, и соседку обязали не включать радио на полную громкость. Этого она нам уже простить не смогла. Вообще, мадам Зайцева была весьма занятной женщиной с особым источником постоянного дохода. Статная, сильная, привлекательная, только что перешедшая тридцатилетний рубеж, она проживала с четырьмя детьми в возрасте от полутора до десяти лет, прижитыми ею от разных отцов. Вот как эта чадолюбивая мать обеспечивала их содержание: летом высокопоставленные коммунисты проводили отпуск в домах отдыха, куда мадам Зайцева всегда находила возможность устроиться на работу; там она старалась установить интимные отношения с мужчинами, способными отчислять часть заработка на содержание своих внебрачных детей; когда же наша героиня сталкивалась со злостным неплательщиком или человеком с неразвитыми отцовскими чувствами, она направлялась вместе со всем своим выводком в Верховный Совет, где, во избежание скандала, затрагивающего известных людей, потерпевшей выплачивали деньги.
Из-за мадам Зайцевой наша жизнь оказалась менее комфортной, чем мы предполагали. Однако мы с Николаем были очень привязаны друг к другу и создали в нашей скромной комнате атмосферу тепла и уюта. Счастью этого изолированного маленького мира не мешали даже звуки соседских громкоговорителей…
Мацокин продолжал преподавать, любимая работа помогала ему избегать постоянных тревог – весь 1936 год террор не останавливался ни на минуту. Самой мне было нечего бояться: я не имела никаких проблем с советскими властями и никогда не интересовалась политикой. Как и все москвичи, я была осторожна и старалась держать свое мнение при себе: мне было известно, что в каждой организации есть, по крайней мере, один человек, сотрудничающий с НКВД и обязанный писать доносы на коллег. А вот положение Николая вызывало большое беспокойство. Я не верила, что советские органы забудут его тюремное прошлое и перестанут относиться к нему как к подозреваемому. То, что Мацокин был невиновен, не играло никакой роли. Единственным, что имело значение, было то, что он в свое время уже сидел в тюрьме. Пока мы жили вместе, я дрожала от страха за своего друга и почти каждый день испытывала самую настоящую агонию, следя за тем, как движутся стрелки настенных часов, а Николая все нет и нет. Зная о моих страданиях, он старался как можно реже опаздывать, но почти всегда задерживался после занятий либо со студентами, либо на собраниях преподавателей.
В июле 1936 года умер Максим Горький. По этому поводу был объявлен большой траур, все газеты и журналы печатали дифирамбы в адрес покойного писателя. Руководство страны официально восхваляло достоинства этого человека из народа, но москвичи, доверявшие друг другу, шепотом говорили, что Горький убит по приказу Сталина, которому герой Нижнего Новгорода, очевидно, откровенно сказал, что думает о его методах построения счастливого общества.
Очень скоро еще одно событие привлекло внимание москвичей. Как-то августовским утром 1936 года столичные газеты вышли с крупными заголовками, извещавшими о начале народного суда над изменниками родины. Эти предатели – Зиновьев, Каменев и еще четырнадцать большевиков, соратников Ленина, Троцкого и Сталина – обвинялись в сотрудничестве с гестапо. Всем было очевидно, что их главная вина – неприятие сталинской диктатуры. Уже сам факт присутствия на процессе большого числа иностранных журналистов свидетельствовал о его масштабе. ЦК призвал советских граждан выразить единогласную публичную поддержку руководству страны, чтобы продемонстрировать всему миру: предателей ждет народное возмездие. В день открытия процесса было официально разрешено закончить рабочий день в четыре часа вечера, чтобы трудящиеся смогли выйти с манифестацией к Дворцу правосудия[41]. Все были ошеломлены, узнав о том, что обвиняемые признались во всех инкриминированных им преступлениях, даже самых абсурдных. Наивные граждане не понимали, как старые революционеры типа Зиновьева и Каменева могли вести себя подобным образом, и, конечно, не догадывались о том, что эти безумные признания были получены под пытками, о чем Хрущев сообщит на XX съезде КПСС. Все обвиняемые были приговорены к смерти.
Физическое устранение соратников по борьбе с царизмом еще больше опьянило Сталина. В стране начались повальные аресты, люди, которых ночью уводили чекисты, исчезали без следа. 26 сентября 1936 года, неожиданно и к всеобщей радости, мы узнали об аресте главы НКВД Ягоды[42]. Те, кто мог быть осведомлен о том, что происходит на самом верху, знали, что с момента убийства Кирова Сталин перестал доверять главе НКВД. Другие утверждали, что Сталин хотел избавиться от Ягоды, который был в курсе всех деталей подготовки покушения на Кирова и знал, кто организовал это преступление. Ягода был смещен со своего поста и заменен человеком по фамилии Ежов
Авторы обратились к личности экс-президента Ирака Саддама Хусейна не случайно. Подобно другому видному деятелю арабского мира — египетскому президенту Гамалю Абдель Насеру, он бросил вызов Соединенным Штатам. Но если Насер — это уже история, хотя и близкая, то Хусейн — неотъемлемая фигура современной политической истории, один из стратегов XX века. Перед читателем Саддам предстанет как человек, стремящийся к власти, находящийся на вершине власти и потерявший её. Вы узнаете о неизвестных и малоизвестных моментах его биографии, о методах руководства, характере, личной жизни.
Борис Савинков — российский политический деятель, революционер, террорист, один из руководителей «Боевой организации» партии эсеров. Участник Белого движения, писатель. В результате разработанной ОГПУ уникальной операции «Синдикат-2» был завлечен на территорию СССР и арестован. Настоящее издание содержит материалы уголовного дела по обвинению Б. Савинкова в совершении целого ряда тяжких преступлений против Советской власти. На суде Б. Савинков признал свою вину и поражение в борьбе против существующего строя.
18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.
Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.
Результаты Франко-прусской войны 1870–1871 года стали триумфальными для Германии и дипломатической победой Отто фон Бисмарка. Но как удалось ему добиться этого? Мориц Буш – автор этих дневников – безотлучно находился при Бисмарке семь месяцев войны в качестве личного секретаря и врача и ежедневно, методично, скрупулезно фиксировал на бумаге все увиденное и услышанное, подробно описывал сражения – и частные разговоры, высказывания самого Бисмарка и его коллег, друзей и врагов. В дневниках, бесценных благодаря множеству биографических подробностей и мелких политических и бытовых реалий, Бисмарк оживает перед читателем не только как государственный деятель и политик, но и как яркая, интересная личность.