Семнадцать лет в советских лагерях - [24]

Шрифт
Интервал

Честно говоря, я боролась за восстановление Николая на работе не только, чтобы вывести его из летаргического состояния, но и чтобы улучшить наше материальное положение. Я хотела, чтобы он получил трудовую книжку (а он имел на нее право), – это помогло бы ему переоформить удостоверение личности и остаться в Москве. Главное, следовало добиться того, чтобы в новом паспорте больше не фигурировал регистрационный номер его тюремного дела, которое хранилось в архивах Лубянки и автоматически делало его подозреваемым всякий раз, как только он предъявлял документы.

Мои усилия увенчались успехом, и мы с чуть большим оптимизмом встретили 1937 год. Как оказалось, новый год ознаменовал конец всех надежд и начало нашего крестного пути.


В январе 1937 года еще один крупный судебный процесс потряс общественность. Это был суд над журналистом Радеком и Пятаковым[45] (помощником лучшего друга Сталина – грузина Григория «Серго» Орджоникидзе[46]), обвиняемых в создании «антисоветского троцкистского центра». Вместе с пятнадцатью другими обвиняемыми Радек и Пятаков повторили признания, прозвучавшие на процессе Зиновьева и его товарищей. Тринадцать человек были приговорены к смерти.

Мацокин предупредил меня, что с этого момента ситуация будет стремительно ухудшаться – на этот счет он уже не испытывал никаких иллюзий. Тщетно пыталась я приободрить его. Он был убежден, что ленинградские коллеги уже составили на него донос, чтобы тем самым скрыть свою некомпетентность. Но причиной ареста Николая стали его собственные научные исследования. Он занимался наукой с большим энтузиазмом, и в конечном счете это закончилось для него смертью. В конце января Мацокина вызвали в ЦК ВКП(б). В приглашении было написано, что ему нужно лишь назвать себя, чтобы его немедленно приняли. Мы ломали голову, что могла означать эта необычная фраза, и, когда мой друг отправился в Кремль, я с нетерпением ждала его возвращения. Достаточно было взглянуть на его лицо, чтобы понять: произошло нечто серьезное. Наверху знали, что Николай был превосходным картографом, и сам Сталин хотел, чтобы он нанес на карту Китая и Японии все известные ему стратегические пункты и дороги. Мацокин ответил, что не способен выполнить эту работу, так как все забыл за годы, проведенные в лубянской тюрьме. Сталин, пристально на него смотревший, не поверил лжи, и Николай прекрасно это понял. Тем не менее разговор не имел никаких последствий, и Николай смог беспрепятственно вернуться домой. Все эти дни мы жили в страхе, уверенные, что руководитель СССР обязательно отомстит. Как раз в это время неожиданно и по необъяснимым причинам умер Серго Орджоникидзе. Если, как говорили, Сталин «ликвидировал» своего грузинского брата, то что тогда ожидало нас?

В мае Мацокин отправился в Ленинград (это была его последняя попытка защитить свою репутацию), чтобы выступить на совещании Института востоковедения, где он намеревался доказать, что причина неуспеваемости студентов – в слишком сложных методиках преподавания, применяемых в институте. Он предложил директору института прислать к нему в Москву двух ленинградских студентов, чтобы те могли оценить разницу между двумя методиками обучения и выбрать лучшую. Его предложение было воспринято чрезвычайно сдержанно, и после возвращения Николай окончательно смирился с тем, что считал неизбежным.

В июне мы узнали, что маршал Тухачевский[47] и еще семь генералов Красной армии обвинены в шпионаже, приговорены к смерти и расстреляны после того, как признались во всем на закрытом процессе. Люди были настолько пресыщены этими ужасами, что уже не реагировали на них. Все «зарыли голову в песок», ожидая окончания бури и надеясь не попасть в число жертв.

17 июня моя коллега по работе Ольга Ильинская пригласила меня в Малый театр, где давали революционную пьесу. Я провела приятный вечер, но, возвратившись к себе, удивилась, что никто не ответил на мой звонок в дверь. Я вышла на улицу и увидела, что в окне нашей комнаты не горит свет. В обычных обстоятельствах я подумала бы, что Николай вышел, но, когда знаешь, что каждый день происходит вокруг, даже самое непродолжительное отсутствие близкого человека становится поводом для беспокойства. Я вновь поднялась по лестнице к двери и стала барабанить по ней кулаками, но никто так и не подошел. Обезумевшая, я побежала на Преображенскую площадь, где жила моя подруга Люба Сазонова. Я объяснила ей свою просьбу; она отправилась ко мне домой и спросила Николая Мацокина. Зайцева ответила, что Мацокина увезли в НКВД, а его комната опечатана. Итак, случилось именно то, чего так опасался Николай: он вновь оказался в лапах органов[48]. Выйдет ли он когда-нибудь оттуда?

В полной растерянности я едва дождалась рассвета у Любы. Она не могла надолго меня приютить, так как из-за своего прошлого вызывала подозрение у НКВД. Предоставляя мне крышу над головой, она сама себе подписывала ордер на арест. В очередной раз меня на несколько часов охватил ступор. Еще раз я поняла, что такое советское правосудие. Я оказалась выброшенной на улицу, абсолютно одна. Я позвонила тете Наташе, чтобы рассказать ей, что произошло, и тут она мне сказала, что Жорж вернулся. Я забыла о своей беде и бросилась к сыну.


Рекомендуем почитать
Багдадский вождь: Взлет и падение... Политический портрет Саддама Хусейна на региональном и глобальном фоне

Авторы обратились к личности экс-президента Ирака Саддама Хусейна не случайно. Подобно другому видному деятелю арабского мира — египетскому президенту Гамалю Абдель Насеру, он бросил вызов Соединенным Штатам. Но если Насер — это уже история, хотя и близкая, то Хусейн — неотъемлемая фигура современной политической истории, один из стратегов XX века. Перед читателем Саддам предстанет как человек, стремящийся к власти, находящийся на вершине власти и потерявший её. Вы узнаете о неизвестных и малоизвестных моментах его биографии, о методах руководства, характере, личной жизни.


Уголовное дело Бориса Савинкова

Борис Савинков — российский политический деятель, революционер, террорист, один из руководителей «Боевой организации» партии эсеров. Участник Белого движения, писатель. В результате разработанной ОГПУ уникальной операции «Синдикат-2» был завлечен на территорию СССР и арестован. Настоящее издание содержит материалы уголовного дела по обвинению Б. Савинкова в совершении целого ряда тяжких преступлений против Советской власти. На суде Б. Савинков признал свою вину и поражение в борьбе против существующего строя.


Лошадь Н. И.

18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).


Кино без правил

У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.


Патрис Лумумба

Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.


Так говорил Бисмарк!

Результаты Франко-прусской войны 1870–1871 года стали триумфальными для Германии и дипломатической победой Отто фон Бисмарка. Но как удалось ему добиться этого? Мориц Буш – автор этих дневников – безотлучно находился при Бисмарке семь месяцев войны в качестве личного секретаря и врача и ежедневно, методично, скрупулезно фиксировал на бумаге все увиденное и услышанное, подробно описывал сражения – и частные разговоры, высказывания самого Бисмарка и его коллег, друзей и врагов. В дневниках, бесценных благодаря множеству биографических подробностей и мелких политических и бытовых реалий, Бисмарк оживает перед читателем не только как государственный деятель и политик, но и как яркая, интересная личность.