Феня привыкла делиться с кем-нибудь своими мыслями и впечатлениями, но никому не было до нее дела, и она почувствовала себя одинокой. Феня хорошо помнила, что нужно сразу идти в метро. Она энергично поправила мешок на спине и затопала по платформе, старательно обходя лужи. Она шла вместе с людьми и незаметно для себя тоже стала спешить, словно ей нужно было кого-то догнать или перегнать. Она увидела над дверьми надпись «Метро», и ожидание небывалых чудес прибавило ей бодрости. «Сейчас поедет», подумала она, став на ступеньку лестницы, но лестница не ехала, хотя Феня постояла немного, ожидая — а вдруг поедет.
«Вот и наврали интернатские! — с досадой и разочарованием подумала Феня. — С ними по-хорошему, а им бы только озоровать да пересмеивать. Увижусь — скажу».
В метро люди, бежали еще шибче. Все обгоняли Феню и не обращали на нее никакого внимания. Только некоторые барышни оглядывались на нее. На барышнях надеты были шапочки, такие маленькие, что едва закрывали половину головы. Феня знала, почему барышни оглядываются. Собирая ее в Москву, мамка открыла сундук. Сундук был старинный, дедовский, и отпирался со звоном. В нем хранилась мамкина девичья сряда, полотенца, расшитые петухами, и кружева своей вязки. Мамка достала со дна самый красивый полушалок бордового цвета, с разводами и золотыми цветами. Феня повязала полушалок и не могла оторваться от зеркала, любуясь собой.
— Не осрамись там перед людьми, — сказала мамка.
Но Феня и не собиралась срамиться. Уж если приехала в Москву, как-никак, а доберется до Леньки.
Проверяя билеты, контролёрша в форменной тужурке с блестящими пуговицами тронула Фенин мешок и закричала:
— Картошка? Нельзя! Обратно!
— Какая картошка? — закричала Феня в ответ. — Да нешто я повезу из Нечаевки картошку!
— Нельзя! Нельзя! — повторила контролерша. — Здесь тебе не трамвай.
Феня вцепилась в рукав контролерши и принялась умолять, стараясь подбирать вежливые выражения:
— Барышня, миленькая! Пощупай — нет там никакой картошки, там лепешки одни, мамка для Леньки напекла. Я и дорогу-то одну только через метро знаю. Что же мне пропадать теперь? Ах ты, беда какая!
Контролерша сжалилась, и Феня пустилась бежать что есть духу, чтоб не повернули обратно. Она испугалась, что вот с ней чуть было не случилась беда какая, и не могла успокоиться. К платформе сразу подлетели два поезда, с той и другой стороны, оба блестящие, без паровозов, с яркими фонарями. Феня кинулась к одному, но поезд тронулся и умчался; Феня подбежала к другому, но перед самым носом у нее дверцы вдруг сами захлопнулись, и этот поезд тоже умчался.
Феня, тяжело дыша, прислонилась к каменной колонне. Беспокойство овладело ею. «Ну, как полдня теперь прождешь поезда, а то и до ночи? Да и сходить где, не знаю. Батюшки, а ехать-то в какую сторону, тоже не знаю». Феня подумала, что чуть было не уехала неизвестно куда, и снова у нее заныло сердце. Рядом остановился военный в очках и развернул газету. Фене показалось чудно: чего это он на народе читать принялся, словно дома не начитается! Но все же она осмелилась обратиться с вопросом:
— Дяденька, мне к Кропоткинским воротам где садиться?
Военный промычал что-то, не поднимая от газеты глаз, и кивнул головой:
— Здесь!
— Дяденька, — снова спросила Феня, — а вам куда ехать?
Военный оторвался от газеты и молча через очки посмотрел на Феню.
— Может, нам по дороге, — объяснила Феня.
В это время подлетел поезд.
— Пойдем, — сказал военный и легонько подтолкнул Феню в вагон.
Едва он сам вошел, а дверцы — дж-жик! — закрылись. Теперь это очень понравилось Фене. К ней снова вернулось хорошее расположение духа и захотелось поделиться мыслями с этим военным, который хоть и молчит, а видно, что добрый.
— Дяденька, — спросила она, — вы на фронте бывали?
Некоторые в вагоне с любопытством оглянулись на Феню. Военный посмотрел на нее сначала молча, потом ответил:
— Бывал.
— И наш Ленька тоже на фронте был! — оживленно сказала Феня. — Михеев Ленька, братишка мой. Два года воевал. Не знаю уж, дали ему награду какую или не заслужил. Теперь без ноги. А мамка говорит — голова на плечах и хорошо. Он, говорит, и в конторе работу найдет со своей головой. Мамка сразу оживела, как от Леньки вести пришли. А нашли его, Леньку-то нашего, девчата интернатские. Он в госпитале был и переживал, и от переживаний ничего не писал нам.
Военный молча слушал и строго смотрел на Феню, а по том вдруг спохватился и отдал Фене честь.
— Мне сходить, — сказал он, — вам на следующей. Досадно…
Что досадно, он не успел договорить, потому что дверь за ним захлопнулась и поезд полетел дальше.
«Сейчас увидимся», подумала Феня, внутри у нее запело от счастья.
«Как он мне честь-то отдал, — вспомнила она про военного. — Задумчивый, а вежливый».
Поезд остановился, и Феня скорее выскочила.
Она оглянулась по сторонам — широко, просторно, везде торит свет, все белое, на стене надпись «Дворец Советов».
«Батюшки! Заехала-то куда! — изумилась Феня. — В самый дворец. Краса какая! Цветов бы еще насадить. Ну, Москва!»
Но ей было некогда разглядывать красоту дворца, и она поспешила за людьми и спрашивала всех:
