Семейство Питар - [12]

Одеваясь, Ланнек бормотал себе под нос обрывки фраз, а завершив туалет — обувшись в ботинки со скрипом, припудрив лицо после бритья и набриолинив волосы, уселся в кают-компании и придвинул к себе письменный прибор.

«Возвращайся домой и передай от меня привет Марселю», — написал Ланнек сначала.

Потом пристально посмотрел на дверь жены и в иллюминатор, за стеклом которого виднелись заводские трубы, скомкал листок, взял новый.

«Возвращайся домой…»

Он еле удержался, чтобы не вскочить, — так ему хотелось позвать жену и сказать ей… Что сказать?

«Возвращайся домой…»

Этого достаточно. Ланнек вложил записку в конверт, вынул две тысячи франков из стального сейфа, где хранилась судовая касса, и позвал Кампуа.

— Передашь моей жене.

— Когда мне в тюрьму?

Парень опять за свое! Навязчивая идея, да и только.

— Вернемся во Францию — увидим. Подай мне пальто и перчатки.

Когда Ланнек, готовый к выходу в город, появился на мостике, «Гром небесный» шел уже мимо Альтонских доков, и к нему, стрекоча мотором, подваливал катер, который почти в ту же секунду стукнулся о борт. Лысый человечек с трудом вскарабкался на палубу, наклонился и принял из рук матроса кожаную папку.

Лоцман неподвижно стоял у штурвала, положив на него левую руку, а в правой держа стопку кальвадоса — он неторопливо согревал напиток. Машины работали малым ходом. Вокруг «Грома небесного» маневрировали другие суда — одни двигались сами, иных тащили буксиры, а между ними густо, как автомобили на столичных улицах, кишели сотни шлюпок, катеров, шаланд.

В глубине безлюдной пристани еще виднелся освещенный трамвай, наверняка грузовой, а за ним — тысячи темных домов.

Лысый толстячок был морской агент, ведущий дела с Бернгеймом в Руане. Первым делом он обратился по-немецки к лоцману и указал ему номер причала, у которого следует ошвартоваться.

— Вагоны готовы, разгрузимся через час, — бросил он Ланнеку. — Я ждал вас еще вчера.

Они зашли в рубку, где капитан предложил агенту выпить и предъявил судовые документы.

— Пассажиров нет?

— Только моя жена.

Один, второй, третий катер поочередно подваливал к пароходу, который маневрировал, пробираясь на отведенное ему место. На мостик поднялись чины портовой полиции, таможенники и два шипчандлера, уже успевшие выяснить у боцмана, что из съестного надо доставить.

Ланнек благоухал. Ботинки его поскрипывали. Он вытащил традиционную коробку сигар, но, поддерживая разговор, все время прикидывал, прочла ли уже Матильда его записку.

Главное, он не желает ее видеть! Пусть даже не пробует с ним объясняться! Впрочем, он этого не допустит — сейчас же отбудет на берег.

— Слушай, Муанар, я отправился в консульство, в агентство — словом, по делам. Может быть, задержусь до ночи. Если моя жена соберется уезжать…

Муанар в упор посмотрел на него.

— Главное, ты ей не мешай. Кстати, скажи боцману — пусть сходит к врачу, сменит перевязку.

Едва швартовщики в шлюпке приняли концы, Ланнек спустился в нее — так ему не терпелось оказаться на берегу. Шлюпка была грязная, вся замасленная. Чтобы не испачкаться, Ланнек остался стоять, а карабкаясь по железному трапу на причал, все время боялся выпачкаться.

Город еще не ожил, но все краны уже работали, и Ланнеку приходилось то смотреть под ноги, чтобы не растянуться на рельсах или не угодить в лужу, то задирать голову, чтобы не стукнуться о плывущий в воздухе ковш.

Сдвинув на затылок светло-серую шляпу, он пробирался между вагонами и платформами. По запаху сообразил, что рядом разгружается судно дальнего плавания, пришедшее с Востока: от ящиков, сложенных штабелями вдоль пирса, тянуло корицей.

Дорогу Ланнек знал. Это был единственный маршрут, знакомый ему в большинстве приморских городов: управление порта, таможня, консульство.

Как и морской агент, капитан держал под мышкой папку, только побогаче — из красивой желтой кожи.

В управлении порта Ланнеку пришлось подождать, пока ему заверят судовой журнал, и он лишь в девять утра вышел за решетку, которая в любой стране отделяет мир моря от мира суши.

Знал он еще одно — номер нужного трамвая. Через несколько минут трамвай подкатил, Ланнек вскочил на площадку и сошел на тихой улочке с мокрой мостовой, как раз напротив французского консульства.

Когда в кают-компании Ланнек разглагольствовал о злачных местах, он врал, чтобы позлить жену. Веселый квартал Гамбурга он видел раз или два, но издали, и никогда там не бывал.

Не знал он и названий улиц. Помнил только ориентиры: Парижский вокзал. Берлинский вокзал, Большой театр, церковь святого Николая.

Иногда его заносило в сторону, но через несколько минут он спохватывался и, никого не расспрашивая, сам отыскивал дорогу.

В половине одиннадцатого, выйдя из консульства, он поел сосисок и картофельного салата в пивной, куда заглядывал при каждом заходе в Гамбург. Хозяин узнал его.

— По-прежнему ходите на «Ажене»?

— Нет. Теперь у меня собственное судно — «Гром небесный».

— А-а!..

Ланнек не был голоден. Тем не менее отведал сосисок: завтракать ими в этот час при каждом новом рейсе стало у него традицией. Затем взял такси и отправился к морскому агенту — он не знал, где у того контора.