Семейство Майя - [57]

Бедный Аленкар! Натурализм — могучая и живая литература, издаваемая тысячными тиражами; беспощадное исследование, коему подвергается Церковь, Королевская власть, Бюрократия, Финансы, все священные институты общества: их вскрывают, обнажая их язвы, как это делают с трупами в анатомическом театре; это новое направление, столь чуткое и выразительное, способное схватить и запечатлеть черты, краски, само биение жизни, — оно (именуемое Аленкаром в его огульном неприятии «Новой Идеей») низвергалось ныне на храм романтизма, сокрушая его и скрытый в нем алтарь, перед коим Аленкар столько лет служил свои мессы; эта литература сбивала бедного поэта с толку и отравляла ему его старость. Поначалу он протестовал. «Дабы поставить решительную преграду грязному потоку», как заявил он на заседании академии, он написал две статьи, обличающие натурализм, — никто их не читал; «грязный поток» ширился, становясь все более глубоким и мощным. Тогда Аленкар укрылся на прочном утесе «нравственности». Ах, натурализм половодьем своих мерзостей грозит размыть целомудрие общества? Прекрасно. В таком случае, он, Аленкар, сделается паладином Морали, блюстителем добрых нравов. И он, поэт «Голосов Авроры», он, кто более двадцати лет в песнях и одах склонял к любовным приключениям всех дам столицы; он, автор «Элвиры», который в романах и драмах проповедовал незаконную любовь, изображая супружескую жизнь как нагромождение скуки, выставляя всех мужей тучными и грубыми животными, а всех любовников наделяя, красотой, блеском и умом Аполлона; он, Томас Аленкар, кто сам (если верить его собственным признаниям в «Цветке страдания») проводил жизнь в бесконечных любовных историях, разврате и оргиях, среди роскоши и услаждая себя кипрскими винами, — отныне он, суровый и непреклонный, замкнулся в башню целомудрия и оттуда принялся ревностно следить за газетами, книгами, театром. И стоило ему подметить зарождающиеся симптомы реализма в чересчур звонком поцелуе или в белизне приподнятой слишком высоко юбки, наш Аленкар оглашал отечество громким, тревожным воплем: он хватался за перо и его проклятия напоминали (на взгляд нетребовательных академиков) гневные пророчества Исайи. Но однажды Аленкар открыл для себя истину, которая лишила его всякой надежды: выяснилось, что чем больше он клеймит ту или иную книгу за безнравственность, тем лучше она продается! Мир предстал перед ним во всей своей гнусности, и автор «Элвиры» понял, что потерпел поражение…

С этого дня Аленкар остерегался слишком пространно выражать свое негодование и потому ограничился теперь короткой фразой, в которой сквозила брезгливость:

— Мальчики, не будем говорить о «нечистотах»!

Однако тот вечер подарил ему нечаянную радость: он нашел единомышленников. Крафт тоже отвергал натурализм, эту уродливую реальность вещей и явлений, без прикрас обнажаемую в книгах. Искусство должно стремиться к Идеалу! И потому пусть оно показывает нам лучшие образцы усовершенствованного человечества, самые прекрасные формы бытия, самые прекрасные чувства… Эга за голову схватился, когда Карлос, поддерживая Крафта, заявил, что самое несносное в реализме — его ученая мина, претенциозная эстетика, основанная на чуждой искусству философии; ссылки на Клода Бернара, экспериментализм, позитивизм, Стюарта Милля и Дарвина — и все это по поводу прачки, сожительствующей с плотником!

Эга, очутившись между двух огней, обрушился на своих противников: слабость реализма как раз и состоит в том, что ему еще недостает учености и он выдумывает сюжеты, сочиняет драмы, не может освободиться от литературных фантазий! В то время как чистой формой натуралистического искусства должна стать монография, строгое исследование характера, порока, страсти, как если бы речь шла о каком-нибудь патологическом случае, — безо всяких художественных и стилистических ухищрений…

— Это нелепо, — возразил Карлос, — характеры проявляются в поступках…

— И произведение искусства, — настаивал Крафт, — существует лишь благодаря форме…

Аленкар прервал их: ни к чему вдаваться в столь пространные философские рассуждения.

— Вы напрасно тратите порох, мальчики! Вся критика реализма заключается в двух словах: «Зажимайте носы!» Стоит мне увидеть одну из подобных книг, я сразу же опрыскиваюсь одеколоном. Не будем дискутировать о «нечистотах».

— Sole normande[32]. — Лакей приблизился к нему с очередным блюдом.

Эга собрался уже было обрушиться на Аленкара с громовой речью, но, заметив, что Коэна их литературные споры явно утомили и раздражают, промолчал и принялся ухаживать за своим соседом с удвоенным рвением: осведомился, как тот находит «Сент-Эмильен», и, удостоверившись, что на тарелку Коэна заботливо положена sole normande, с преувеличенным интересом спросил его:

— А скажите-ка, Коэн, просветите нас… Предполагаемый внутренний заем, он будет осуществлен или нет?

И, стараясь привлечь внимание присутствующих, Эга заявил, что заем — это очень серьезная проблема. Внушительное предприятие, поистине историческое событие!..

Коэн насыпал немного соли на край тарелки и отвечал авторитетным тоном, что заем будет осуществлен «безусловно». Займы в Португалии нынче один из источников доходов, столь же регулярный, необходимый и признанный, как и налоги. Даже министерства только тем и занимаются что «сбором налогов» и «распространением займа». И это следует продолжать…