Семейство Майя - [202]
По залу пробежала дрожь. Задыхающиеся от волнения и восторга голоса едва могли прошептать: «Прекрасно, прекрасно…»
Именно в таком состоянии пребывала снедаемая сомнениями душа Руфино, когда над нашей Португалией раздался вопль ужаса… Природа ополчилась против детей своих! И Руфино, выбросив вперед ладони, словно в попытке сдержать надвигающееся бедствие, начал описывать наводнение… Вот обрушился дом — увитое цветами гнездышко любви; с жалобным блеянием ищут спасения, карабкаясь вверх по склону, овцы; в черных водах бушующего потока бутон розы столкнулся с колыбелькой!
Из многочисленных уст вырываются хриплые возгласы «браво». Вокруг Карлоса и Эги мужчины оборачиваются друг к другу, не в силах удержать радостного ликования: «Какая сила чувства!.. Черт возьми! Великолепно!..»
Руфино расплылся в улыбке, упиваясь волнением, вызванным его речью. И вновь заговорил, почтительно обращаясь к пустым королевским стульям…
Видя непреклонность разбушевавшейся стихии, он устремил взор к естественному прибежищу, к той священной обители, откуда может быть ниспослано спасение, — к Португальскому Трону! И вдруг, пораженный, увидел над собой распростертые белые крылья ангела! Это был ангел милосердия, господа! Откуда он явился, сей златовласый ангел? Из ученых книг? Из химических лабораторий? Из анатомических театров, отрицающих существование души? Из бесплодных философских теорий, называющих Иисуса предшественником Робеспьера? Нет! Руфино осмелился, смиренно преклонив колени, спросить об этом ангела. И ангел милосердия, указав на свод небесный, промолвил: «Я оттуда!»
По переполненным рядам пронесся шепот восхищения. Словно потолок, оштукатуренный под мрамор, разверзся и в вышине зазвучал хор ангелов. Дамские шляпки задрожали в религиозном экстазе.
Гордый своим успехом, Руфино заканчивал речь. И вот, господа! В эту торжественную минуту туман сомнений в его душе рассеялся, как под лучами солнца… И отныне вопреки всем ученым доказательствам и надменной иронии Ренана, Литтре, Спенсера и прочих он, Руфино, на кого снизошло божественное откровение, может от чистого сердца утверждать перед всем светом: есть бог на небесах!
— Правильно! — прорычал из прохода тучный священник.
В тесноте и духоте зала господа из министерских канцелярий, Клуба и Гаванского Дома криками и аплодисментами с жаром удостоверяли существование бога!
Эга, развеселившись, смеялся, но вдруг услышал рядом яростный хриплый возглас. Его издал сердито крутивший ус Аленкар: он был в сюртуке и белом галстуке.
— Как тебе это нравится, Томас?
— Омерзительно! — глухо проворчал тот.
Поэт весь трясся от возмущения! На вечере, посвященном поэзии, благородному состязанию поэтических талантов, выступает этот негодяй и лижет пятки членам королевской семьи… Какая мерзость!
У лестницы, ведущей на сцену, началась толкотня вокруг Руфино; его, сиявшего гордостью и лоснящегося от пота, обнимали и поздравляли. Мужчины, все еще воодушевленные и растроганные, повалили к дверям, доставая на ходу портсигары. Поэт взял Эгу под руку:
— Послушай, я пришел за тобой. Гимараэнс, дядя Дамазо, просил меня представить его тебе… Говорит, у него к тебе дело, серьезное, весьма серьезное… Он внизу, в буфете, пьет грог.
Эга удивился… Серьезное дело?
— Хорошо, пойдем в буфет и тоже выпьем грога! А с чем выступишь ты, Аленкар?
— Я прочту «Демократию», — кратко ответил поэт, спускаясь по лестнице. — Новая вещица, сам услышишь. Несколько истин, горьких для всех этих буржуа…
Когда они подошли к буфету, сеньор Гимараэнс как раз выходил оттуда в надвинутой на глаза шляпе, с дымящейся сигарой в зубах, застегивая редингот. Аленкар церемонно представил их друг другу:
— Мой друг Жоан да Эга… Мой старый друг Гимараэнс, один из наших отважных борцов, ветеран демократии.
Эга, подойдя к стойке, вежливо пододвинул табурет ветерану демократии и осведомился, что тот предпочитает: коньяк или пиво.
— Я уже выпил грог, — сухо произнес сеньор Гимараэнс, — на сегодня мне хватит.
Буфетчик не спеша вытер мраморную доску стойки. Эга заказал пиво. И сеньор Гимараэнс, отложив сигару и пригладив бороду, дабы придать лицу законченное величие, тотчас же начал, размеренно и торжественно:
— Я — дядя Дамазо Салседе, и я попросил моего старого друга Аленкара представить меня вам, потому что я хочу, чтобы вы посмотрели на меня внимательно и сказали, похож ли я на пьяницу…
Эга все понял и прервал собеседника, глядя на него открыто и добродушно:
— Вы имеете в виду письмо, написанное вашим племянником…
— Письмо, которое продиктовали вы! Письмо, которое вы заставили его подписать!
— Я?..
— Он это утверждает, сеньор!
Вмешался Аленкар:
— Говорите потише, черт возьми!.. Мы в стране любопытных…
Сеньор Гимараэнс кашлянул и пододвинул табурет к стойке. Он несколько недель тому назад был неподалеку от Лиссабона по наследственным делам своего брата. Племянника не видел, поскольку без надобности с этим идиотом не встречается. Накануне отъезда в доме старинного своего друга Ваза Форте он случайно увидел «Вечернюю газету», где пишут гладко, но мыслей мало. И на первой же странице, под рубрикой «Светская хроника», содержание коей столь же ничтожно, как и сам свет, крупным шрифтом было напечатано письмо его племянника… Сеньор Эга может вообразить себе его ужас? Там же, в доме Форте, он написал Дамазо письмо примерно в таких выражениях: «Я прочел твое подлое заявление. Если завтра ты не опубликуешь во всех газетах другое, где напишешь, что не имел намерения включить меня в число пьяниц в твоем роду, я приеду и переломаю тебе все кости. Берегись!» Вот что он ему написал. А известно ли сеньору Жоану да Эге, каков был ответ сеньора Дамазо?
Имя всемирно известного португальского классика XIX века, писателя-реалиста Жозе Мария Эсы де Кейроша хорошо знакомо советскому читателю по его романам «Реликвия», «Знатный род Рамирес», «Преступление падре Амаро» и др.В книгу «Новеллы» вошли лучшие рассказы Эсы, изображающего мир со свойственной ему иронией и мудрой сердечностью. Среди них «Странности юной блондинки», «Жозе Матиас», «Цивилизация», «Поэт-лирик» и др.Большая часть новелл публикуется на русском языке впервые.
Жозе Мария Эса де Кейрош — всемирно известный классик португальской литературы XIX века. В первый том вошли два антиклерикальных романа: «Преступление падре Амаро» и «Реликвия» — и фантастическая повесть «Мандарин».
Образ Карлоса Фрадике Мендеса был совместным детищем Эсы де Кейроша, Антеро де Кентала и Ж. Батальи Рейса. Молодые литераторы, входившие в так называемый «Лиссабонский сенакль», создали воображаемого «сатанического» поэта, придумали ему биографию и в 1869 году опубликовали в газете «Сентябрьская революция» несколько стихотворений, подписав их именем «К. Фрадике Мендес». Фрадике Мендес этого периода был воплощением духа «Лиссабонского сенакля» со свойственной ему безудержной свободой мысли, анархической революционностью, сатанизмом, богемой…Лишь значительно позже образ Фрадике Мендеса отливается в свою окончательную форму.
У меня есть любезный моему сердцу друг Жасинто, который родился во дворце… Среди всех людей, которых я знавал, это был самый цивилизованный человек, или, вернее, он был до зубов вооружен цивилизацией – материальной, декоративной и интеллектуальной.
Сидя на скале острова Огигия и пряча бороду в руках, всю жизнь привыкших держать оружие и весла, но теперь утративших свою мозолистую шершавость, самый хитроумный из мужей, Улисс, пребывал в тяжелой и мучительной тоске…
В издание вошли романы португальского писателя Эса де Кейрош (1845–1900) «Преступление падре Амаро» и «Переписка Фрадике Мендеса».Вступительная статья М. Кораллова,Перевод с португальского Г. Лозинского, Н. Поляк, Е. Лавровой.Примечания Н. Поляк.Иллюстрации Г. Филипповского.
Цикл «Маленькие рассказы» был опубликован в 1946 г. в книге «Басни и маленькие рассказы», подготовленной к изданию Мирославом Галиком (издательство Франтишека Борового). В основу книги легла папка под приведенным выше названием, в которой находились газетные вырезки и рукописи. Папка эта была найдена в личном архиве писателя. Нетрудно заметить, что в этих рассказах-миниатюрах Чапек поднимает многие серьезные, злободневные вопросы, волновавшие чешскую общественность во второй половине 30-х годов, накануне фашистской оккупации Чехословакии.
Настоящий том «Библиотеки литературы США» посвящен творчеству Стивена Крейна (1871–1900) и Фрэнка Норриса (1871–1902), писавших на рубеже XIX и XX веков. Проложив в американской прозе путь натурализму, они остались в истории литературы США крупнейшими представителями этого направления. Стивен Крейн представлен романом «Алый знак доблести» (1895), Фрэнк Норрис — романом «Спрут» (1901).
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Творчество Василия Георгиевича Федорова (1895–1959) — уникальное явление в русской эмигрантской литературе. Федорову удалось по-своему передать трагикомедию эмиграции, ее быта и бытия, при всем том, что он не юморист. Трагикомический эффект достигается тем, что очень смешно повествуется о предметах и событиях сугубо серьезных. Юмор — характерная особенность стиля писателя тонкого, умного, изящного.Судьба Федорова сложилась так, что его творчество как бы выпало из истории литературы. Пришла пора вернуть произведения талантливого русского писателя читателю.
В настоящем сборнике прозы Михая Бабича (1883—1941), классика венгерской литературы, поэта и прозаика, представлены повести и рассказы — увлекательное чтение для любителей сложной психологической прозы, поклонников фантастики и забавного юмора.
Чарлз Брокден Браун (1771-1810) – «отец» американского романа, первый серьезный прозаик Нового Света, журналист, критик, основавший журналы «Monthly Magazine», «Literary Magazine», «American Review», автор шести романов, лучшим из которых считается «Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы» («Edgar Huntly; or, Memoirs of a Sleepwalker», 1799). Детективный по сюжету, он построен как тонкий психологический этюд с нагнетанием ужаса посредством череды таинственных трагических событий, органично вплетенных в реалии современной автору Америки.