Семейство Холмских (Часть третья) - [19]

 Добрая Софья судила по себѣ; она не привыкла къ изнѣженной жизни, и не знала, что иногда вздорныя привычки сильно вкореняются, и невозможность удовлетворить прихотямъ дѣлаетъ человѣка, съ слабымъ характеромъ, точно несчастливымъ.

 

ГЛАВА VI.

"Но, укажите: гдѣ отечества отцы,

"Которыхъ мы должны принять за образцы?

"Вотъ тѣ, которые дожили до сѣдинъ!

"Вотъ уважать кого должны мы на безлюдьи!

"Вотъ наши старики, взыскательные судьи!

Грибоѣдовъ.

 У Аглаева въ Москвѣ были два дяди, старые холостяки, Акимъ Ивановичъ Аристофановъ, родной братъ его матери, и Петръ Кондратьевичъ Аглаевъ, родной братъ его отца. Отъ Аристофанова никакой помощи ожидать было не льзя: онъ промоталъ почти все имѣніе, и, достигнувъ до 60 лѣтъ, продолжалъ однакожъ вести образъ жизни молодаго человѣка, былъ кругомъ долженъ, такъ, что по смерти его врядъ-ли что могло остаться наслѣдникамъ.

 Другой дядя, братъ отца Аглаева, былъ старый, богатый скупецъ и ростовщикъ. По необходимости, на немъ основывалъ Аглаевъ всю свою надежду, и его думалъ онъ тронуть откровеннымъ признаніемъ о томъ, въ какомъ затруднительномъ положеніи находился, а потомъ попросишь его пособія. Однакожъ, зная разсчетливость и скупость дяди, онъ не рѣшился остановиться у него въ домѣ, а пріѣхалъ прямо къ Арисшофанову, который былъ всегда къ нему ласковъ, отвѣчалъ на его письма, обѣщалъ самъ быть у нихъ въ деревнѣ, чтобы познакомишься съ милою племянницею, и приглашалъ Аглаева, когда онъ будетъ въ Москвѣ, останавливаться у него.

 "А, здравствуй, любезный Петруша!" -- сказалъ онъ, обнимая и цѣлуя Аглаева.-- "Какъ мы давно не видались! Мнѣ страхъ досадно, что я еще не успѣлъ побывать у васъ. Говорятъ: жена у тебя красавица. Я видѣлъ здѣсь, прошлою зимою, сестру ея, кажется, Софью Васильевну; -- она здѣсь всѣмъ головы вскружила, и ежели жена твоя похожа на нее, то поздравляю тебя."

 -- Я, слава Богу, счастливъ въ моемъ супружествѣ. Вы, дядюшка, какъ себя чувствуете? Здоровы-ли вы? Мнѣ кажется, вы какъ будто похудѣли.

 "Слава Богу, я здоровъ, и, какъ видишь, веселъ и бодръ" -- отвѣчалъ Аристофановъ, задыхаясь отъ кашля, и накапывая на сахаръ какія-то капли.-- "Надѣюсь: ты у меня остановился? Ты обѣщалъ мнѣ."

 -- У васъ, дядюшка, ежели только не обезпокою васъ.

 "Полно, братецъ, что за безпокойство между родными!-- Что, видно соскучился въ деревнѣ, и пріѣхалъ повеселиться съ нами? Дѣло хорошее; только теперь въ Москвѣ не то, что бывало прежде: какъ-то стали всѣ поразсчетливѣе; однакожъ, есть еще нѣкоторые домы, гдѣ живутъ по старинному. Я тебя познакомлю, и мы вмѣстѣ повеселимся. Сегодня у насъ вторникъ; я запишу тебя съ вечера въ Англійскій Клубъ; завтра тамъ будемъ мы обѣдать; ты найдешь старыхъ знакомыхъ. Но, извини, братъ, мнѣ пора ѣхать. Я дома у себя стола не держу да холостому человѣку и не нужно. Тому кто играетъ въ вистъ, или въ мушку, во многихъ домахъ рады.-- Ежели будешь въ театрѣ, тамъ увидимся; теперь мнѣ нѣкогда -- прощай до свиданія."

 Совѣты Софьи не изгладились изъ сердца Аглаева. Онъ рѣшительно расположился жить сколько возможно умѣреннѣе, не дѣлать никакихъ издержекъ, и даже не нанимать лошадей. Передъ отъѣздомъ, еще бесѣдовалъ онъ съ Софьей, и разсчитывалъ, что поѣздка его почти ничего не будетъ стоить. Тотчасъ по прибытіи въ Москву онъ увидѣлъ, что ошибся въ своемъ соображеніи. Почтенный дядюшка объявилъ ему, что никогда дома не обѣдаетъ, слѣдовательно, кушать ему должно будетъ на свой счетъ. Но на это, думалъ Аглаевъ, я истрачу бездѣлицу; отыщу старыхъ знакомыхъ, и вѣрно многіе будутъ приглашать меня. Впрочемъ, куда, кажется, еще тратить деньги? Ежели сошью новый Фракъ, то это необходимо и въ деревнѣ. Такимъ образомъ, исполняя рѣшительное намѣреніе беречь деньги, отправился онъ пѣшкомъ къ старому дядѣ, на котораго возлагалъ всю надежду.

 Съ трепетомъ и сильнымъ біеніемъ сердца приближился онъ къ дому его. "Отъ этого стараго, грубаго скупца зависитъ судьба моя" -- думалъ Аглаевъ. "Ежели-бы не крайность, то никогда нога моя не была-бы у него бъ домѣ! Но -- дѣлать нѣчего: надобно преодолѣть себя, выслушать съ терпѣніемъ его глупыя наставленія, вытерпѣть упреки, что я мотъ, сидѣть съ нимъ по нѣскольку часовъ вдвоемъ, смотрѣть, какъ онъ раскладываетъ гранъ-пасьянсъ, и слушать брань его съ людьми. Такъ и быть -- вооружусь терпѣніемъ.... Но ежели онъ уже умеръ, и ничего по духовной своей не оставилъ: что тогда дѣлать?" Эта мысль заставила Аглаева содрогнуться. Онъ невольно остановился передъ домомъ. Какъ будто нарочно, ворота и окна были закрыты, и никого не видать было на дворѣ. Съ стѣсненнымъ сердцемъ, и съ какимъ-то мрачнымъ предчувствіемъ, взошелъ Аглаевъ на крыльцо.

 Ни въ передней, ни въ обширной залѣ, не встрѣтилъ онъ ни одного человѣка; всѣ двери въ комнатахъ были отворены настежь; вездѣ видны были нечистота и безпорядокъ. Въ буфетѣ услышалъ онъ стукъ, и вошелъ туда; тамъ наконецъ отыскалъ онъ стараго, знакомаго ему слугу, который держалъ на рукахъ запачканнаго ребенка, и кормилъ его остатками отъ стола.

 "А, здравствуйте, батюшка Петръ Ѳедоровичъ!" -- сказалъ слуга.-- "Давно-ли пожаловали къ намъ, въ Москву?" -- Только сегодня. Что дядюшка?-- "Очень боленъ." -- Доложи ему обо мнѣ.-- "Извольте; но самъ я войдти къ нему не смѣю, а скажу Марѳѣ Лаврентьевнѣ." -- Какая Марѳа Лаврентьевна? Неуже-ли тетушка моя, Лукавина?-- "Она, батюшка, она сама; теперь она наша госпожа. Со времени болѣзни дядюшки совсѣмъ переселилась она сюда, взяла къ себѣ ключи, и, кажется, все ей достанется." -- Какъ? Съ какой стати? Она самая дальняя родственница, правнучатная сестра дядюшки.--