Семейство Холмских (Часть шестая) - [14]

Надобно-же было, чтобы, къ несчастію, Елисавета возвратилась домой въ чрезвычайной досадѣ, и съ намѣреніемъ сама дѣлать мужу своему жестокіе упреки. Добрая пріятельница сообщила ей, по дружбѣ, что мужъ ее обманываетъ; что нѣсколько времени тому назадъ, сказавъ, будто ѣдетъ по хозяйству въ другую деревню, вмѣсто того, цѣлый день провелъ онъ y любовницы своей, Лезбосовой. Въ такомъ положеніи находилась Елисавета, и можно вообразить себѣ, что она не была способна отвѣчать мужу кротко.

"А вы, М. Г. позвольте спросить: гдѣ пробыли въ прошлый понедѣльникъ, увѣривъ меня, что ѣдете по хозяйству въ другую деревню? А?... позвольте спросить?" вскричала Елисавета, въ бѣшенствѣ.

-- Вы должны мнѣ отвѣчать, a не спрашивать меня!

"Нѣтъ, сударь! извольте вы прежде отвѣчать! "

-- Вы хотите знать, гдѣ я былъ? -- вскричалъ онъ, задыхаясь отъ гнѣва.-- Ну, такъ, знайте-же, сударыня, что я весь прошлый понедѣльникъ пробылъ y моей любовницы, Лезбосовой. Слышали-ль? Угодно-ли, я еще повторю: Я былъ y Лезбосовой? Довольны-ли вы моимъ отвѣтомъ? Теперь прошу сказать мнѣ: отъ кого вы получили письмо?

"Очень мнѣ досадно," отвѣчала Елисавета, внѣ себя отъ гнѣва, "что я не могу вамъ того-же сказать, то есть, что получила письмо отъ моего любовника."

-- Измѣнница! Наглая обманщица! -- вскричалъ, съ яростію, Рамирскій.-- Такъ безстыдно лгать въ глаза!... Я все знаю, сударыня: я читалъ это письмо отъ вашего любовника, Жокондова!

"Безсовѣстный, низкій человѣкъ!-- Какая выдумка -- измѣну и распутство свое прикрывать такою гнусною клеветою! Этого еще не доставало, чтобы дать мнѣ въ любовники дурака, потому только, что онъ осмѣлился написать преглупое и предерзское письмо! Это верхъ безстыдства!" продолжала Елисавета, залившись горькими слезами.

-- Напрасно вздумали вы, сударыня, притворяться, и хотите тронуть меня слезами. Лицемѣрство ваше очень видно.

"Кто? Я хочу тронуть слезами гнуснаго клеветника? Я буду лицемѣрить передъ человѣкомъ, котораго я всею душею ненавижу и презираю? Узнайте-же, сударь, что я была прежде очень расположена къ Жокондову, и мнѣ только нравилось его общество; но теперь, да будетъ вамъ извѣстно, что я страстно влюблена въ него, и сей часъ пойду отвѣчать, на его письмо!" -- отвѣчала, съ неистовствомъ, Елисавета. Глаза ея наполнились кровью, она была ужасна въ это время,

-- Полно, полно! Напрасно такъ изволите вы горячиться. Мнѣ теперь все равно: влюблены-ли вы въ него, или нѣтъ -- теперь я весьма равнодушенъ. Всякое терпѣніе наконецъ истощается; довольно вы меня помучили! Полно! Пора отдохнуть! Объявляю вамъ, что я болѣе не намѣренъ жить съ вами, и вы можете отправляться, куда хотите....

"Вы, сударь, предупредили меня. Я именно тоже готовилась вамъ сказать. Вы должны напередъ знать, что послѣ перпутства вашего, которое вы теперь изволили украсить такою невѣроятною клеветою, жить съ вами я уже никакъ не могу.

-- Хорошо, хорошо, сударыня! Извольте, я во всемъ виноватъ -- вы праведница, a я злодѣй -- продолжалъ Рамирскій, и гнѣвъ его постепенно увеличивался.-- Но, сдѣлайте одолженіе, убирайтесь вы отъ меня къ чорту!

"Вы ошиблись, сударь: я уѣду не къ чорту, a отъ чорта!"

-- Извольте ругаться, сколько вамъ угодно -- возразилъ Рамирскій, насилу удерживая злость свою. -- Я уже сказалъ вамъ, что весьма равнодушенъ ко всему, что вы говорите, только уѣзжайте поскорѣе! Экипажъ для васъ сей часъ будетъ готовъ. Я назначаю вамъ по 10-т. въ годъ, для содержанія васъ и вашей дочери, которую я за свою уже не признаю. Сдѣлайте только милость, оставьте меня въ покоѣ.

"Извергъ! злодѣй!" вскричала Елисавета, пораженная послѣдними словами Князя, что онъ не признаетъ дочери. "Teбѣ мало было оклеветать и погубить меня: ты способенъ предать посрамленію невиннаго младенца, собственную кровь твою! Невѣрный, развратный, дѣтоубійца! доверши всѣ твои преступленія однимъ ударомъ: зарѣжь насъ обѣихъ вмѣстѣ! Присутствіе твое ужасно для меня; ты отравляешь воздухъ, которымъ я дышу.... И ты осмѣливаешься предлагать мнѣ деньги! Ничего не надобно мнѣ отъ тебя; сей часъ уйду пѣшкомъ, унесу на рукахъ дочь мою! Я трепещу за нее -- ты способенъ пролить кровь невинную."... Не помня сама себя, вскочила она съ мѣста, и хотѣла броситься къ дверямъ, но душевное волненіе, горесть, бѣшенство, истощили до такой степени силы ея, что она упала безъ чувствъ на полъ.

Рамирскій испугался, позвалъ служанокъ; Елисавету подняли, стали приводить въ чувство. Самъ мужъ ея бѣгалъ, хлопоталъ около нея, и былъ въ большомъ недоумѣніи. Казалось ему, что не возможно притворству и лицемѣрству простираться до такой степени; но -- письмо Жокондова -- думалъ онъ -- такъ ясно ее изобличаетъ! -- Между тѣмъ Елисавета опомнилась, и увидѣвъ мужа, просила его, именемъ Бога, оставить ее. "У тебя въ рукахъ ножъ.... Ты хочешь убить дочь свою.... пощади, пощади ее -- зарѣжь меня одну!" кричала она, въ бреду и въ изступленіи. До такой степени была она поражена угрозами мужа не признать дочери, и такъ сильно заговорили въ сердцѣ ея, врожденныя каждой матери, чувства любви и привязанности къ дѣтямъ! Но Рамирскій, думая, что она опять притворяется, за тѣмъ, чтобы болѣе взбѣсить его, съ негодованіемъ вышелъ изъ комнаты и хлопнулъ дверью. За симъ послѣдовалъ вторично продолжительный обморокъ, послѣ котораго возобновилось изступленіе Елисаветы. Она призывала къ себѣ няню дочери, и со слезами хватала цѣловать ея руки, умоляя спасти дочь ея -- отъ отца! "Онъ хочетъ ее зарѣзать!" кричала безпрестанно Елисавета.