Семейщина - [62]
— Вот они какие! — широко раскрыв острые свои глаза, почти вскрикнул Иван Финогеныч…
И тут ему припомнилось: косьба и молотьба на пастырей, тихомольная торговлишка нынешнего уставщика на заводском базаре… многое другое, к чему серый люд привык как к должному, от века данному, но на что теперь он взглянул вдруг иными глазами.
— Что им не жить: и бог, и почет, и богатство! — будто подбивая итог своим мыслям, молвил Иван Финогеныч.
— Так… доподлинно так! — воскликнул Харитон.
Надолго затянулась беседа.
Иван Финогеныч попенял на неприветливую свою судьбу, — ему, Харитону, можно, этот поймет, не осудит, не понесет по округе как жалобу кинутого неблагодарным сыном старика… не о жалобе речь.
— Не в судьбе твоей тут загвоздка и не в том, что отступаться начала семейщина от старины, — не оттого разор и жадоба пошли. Это не судьба, а закон… — заговорил бывший писарь. — Вот я читал в одной книжечке. Писано там: прыгнуть надобно из царства необходимости в царство свободы… Вот! Это про нас, про бедность нашу, ко всем разоренным писано… Не твоя это только судьба…
Иван Финогеныч и сам хорошо знал: не только его судьба — к разору шагать. От разора всю жизнь оберегал он свою семью, подмечал его вокруг себя, да в него же и угодил… Не он один, не первый и, полагать надо, не последний…
— Не судьба… не бог… не антихрист. Так что же? — задумчиво и тихо спросил он.
— Красные у нас были? Были, — не сразу ответил Харитон. — И еще придут — попомни мое слово! Ты думаешь, вековать нам с Мартьяном в хребтах? — с улыбкой добавил он. — Беспременно придут! Вот за ними и нужно всем нам идти.
Это не было прямым ответом на прямой вопрос. Но слова эти глубоко запали в душу Ивана Финогеныча — будто клещом в сердце впились.
О ловком ответе пастыря Ипата Ипатыча господину офицеру действительно узнала вся деревня. Слух о мудрости Никольского уставщика прошел в дальние села — по тракту в оба конца.
— Вот уставщик! Этот своих никого не продаст. Плетей, смерти не испугался.
Из ближних и отдаленных деревень в Никольское устремился верующий семейский народ, чтобы, по их словам, посмотреть на бесстрашного старца, взглянувшего смерти в глаза ради божьей правды… защищая чад своих. Вокруг Ипата Ипатыча постоянно толклись никольцы и приезжие, подобострастно гуторили:
— К кому в беде прибегнуть, как не к нему, святой жизни радетелю и заступнику?
А беда шла неминучая. Даже старики и те ничего не могли понять:
— Кажись, давно ли красных уничтожили, а они, как из преисподней, антихристы, повылазили!
И верно: то в одной, то в другой деревне внезапно появлялись неведомые люди, звали народ копить оружие, не подчиняться белым властям — и тотчас же пропадали.
Наезжали и другие — длиннобородые, неторопливые, важные староверы из дальних мест. Они призывали семейщину записываться в особую старообрядческую рать, уговаривали стоять за царя, за генералов, собирали деньги на боевой староверский стяг.
Но ни к тем, ни к другим не шибко-то тянулись никольцы. Как это так, рассуждали они, русские пошли войною на русских.
— Неужто и нам этой войны не миновать? — вздыхали чуть не в каждой избе.
В конце страды никольцы переняли в Заводе от петрован слух не слух, а сущую правду:
— Подымается Сибирь против золотых погон, против порок, против расстрелов. Не дает мужик грабить себя. В лесах целыми деревнями хоронится народ, хоронится и вооружается.
С первыми морозами слух тот окреп, новой былью обернулся:
— Чехи отступили! Где им с народом управиться! Заместо чехов генерал Колчак объявился… казнит-вешает, обирает мужиков сибирских, гонит народ на войну, до самой Москвы грозится дойти… Не хотят мужики под власть Колчака идти, тем паче голову за него под пулю подставлять, хотят с красными из-за Урала соединиться. Ленина вся Сибирь ожидает, против генералов подымается.
Не знал, куда и кинуться народ семейский.
— Оказия: то красные неладно делают, то красных обратно подавай?.. Чой-то будет? — гуторили старики.
А уж волны партизанские хлестали повсюду — вблизи и вдали, к западу и к востоку…
Весною в ближних деревнях появились отряды казачьего атамана Семенова. Засел атаман в Чите, оттуда чинит суд и расправу, жестокую расправу с непокорными. Солдаты, которые в Красную гвардию убегали, от семеновцев хоронятся, винтовки по заимкам прячут.
— Замутнение пошло в народе, не дай бог! — кудахтали у колодцев бабы. — Шарашится в уме народ.
Слух страшный ползет: объявил тот атаман Семенов братским полную волю — грабить и убивать семейских и сибиряков-православных, из бурят конные полки формирует, и за помощь обещал им вернуть все их прежние земли, потерянные некогда в борьбе с семейщиной и прочими русскими переселенцами, вернуть старые времена, восстановить все бурятские вольности, отнятые царями.
— Ну, дела! — ужасались никольцы.
— Слыхали, у хонхолойцев семеновцы всю скотину угнали, начисто обобрали всех, троих совдепщиков на колодезных журавлях повесили, семерых мужиков шашками зарубили?
— А шомполами порют без разбору — и старого и малого. — Не этак ли и нам скоро будет?..
С красной стороны, через фронты, через тайгу пробираясь, совсем другое доходило:
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.