Семейный вопрос в России. Том I - [56]
************** Ну, проживя-то тысячу лет... Старая это сказка. Мы неразвиты, неучи, но ведь мужик до старости неуч. В. Р-в.
*************** Да, когда нелюбимое это гнездо, вами столь охраняемое. А посмотрите-ка на любящие русские семьи: не уступят, а может быть, превзойдут и немок, и англичанок. Любящая русская женщина как тигрица у изголовья усталого мужа и у постелек невинных детей. Видал русских матерей и жен и на факте-то их и строю восклицание: "Все будет спасено ими, но сперва спасите их! не мучьте!! не смотрите как на бесправную рабу перед вашими закононачертаниями!!!" О всем выспросите их самих с любовью и вниманием. Да и так Господь велел! Издеваться над женщиной, которая по силам физическим есть между нами то же, что ребенок между взрослыми, никто не позволил. В. Р-в.
****************** Конечно, нужно как жениться, так и выходить замуж с идеей "навсегда". Но органическое от механического тем и отличается, что в органическом присутствует "неизвестное", "неусчитываемое", нерациональное; "благодать, вера и свобода", перелагая живые термины на евангельские. Вот они-то действуют, преодолевая наше соизволение "навсегда" и обращая его во временное. Да и вот аргумент: а сколько в каждую минуту, положим в сегодняшнюю среду, уже зреет и дозрело преступников уголовных (тайных и явных) и вместе людей женатых. Что же, "единиться" с ними женам? и притом женам, ни душою, ни телом к уголовщине не склонным? Знаете ли, что есть мужья, которым преступно оставаться верною женою; и есть жены, которым преступно оставаться верным мужем (по их скаредности, скверности, лживости, пустомыслию, какому-то душевному безбожию). И поверьте, что распадение брака, уже до развода начавшееся, имеет мистические и религиозные основания. Где Бог не устроил "в плоть едину", значит, - и неустроима вовсе "единая (мистически) плоть". И тут закону, рациональному и внешнему, надо только покориться высшей мистике. В. Р-в.
******************* Да как же все это без развода сделаете? Вгоните внутрь? Снимете вывеску многомужия? Что в том, что без вывески, - ведь вонять все равно будет. А нужно и можно из самой жизни вымести дурной запах. В. Р-в.
VI. Колыбель*
Это слово пробуждает нежность в самом черством сердце. Вокруг колыбели нарастает семья со всем, что в ней кроется творческого. Над колыбелью царит рой ангелов. Колыбелью клянутся, колыбелью обновляются, к подножию колыбели складывают и мир, и злато, и благовоние. Ничто так властно и нежно не связывает нас с церковью, с христианством, как колыбель: из колыбели выросло христианство.
______________________
* Статья эта всего лучше исчерпывает вопрос о детях при разводе, ставимый моими оппонентами. В. Р-в.
______________________
Сила и обаяние колыбели во все времена и у всех народов так велики были, что сам Христос воспользовался этой силой, чтобы вернее, прямее попасть в сердца людей. Он снизошел до колыбели. Мне кажется, что, если бы Он явился во всеоружии величия, каким ушел, Он оставил бы больше немого благоговения к себе, чем активной, напевающей райские песни, любви. Своей детской беспомощностью, этими крохотными ручками, ножками, этими наивными, широкими, небо поглотившими глазами, Он завоевал сердца людей раньше, чем проповедью своей, Он подготовил себе почву. На меня образ Христа-младенца, Христа-крошки сильнее действует, чем образ Христа-Страдальца. Этот детский наивный лик больше любви и ласки выжимает из сердца, чем тень окровавленного, распятого Христа-Бога.
Есть две величайшие картины христианской эры: Сикстинская Мадонна и картина Христова распятия. У первой простаивают часами, днями. Чем больше на нее смотришь, тем она понятнее, милее, дороже. Хочется прижать к сердцу этого малютку с всклокоченной головкой, но его глаза - что за глаза! - удерживают. Эти глаза из того мира; но это все, что Он принес оттуда. Слабое, крошечное тельце и глаза Бога! Они покоряют. Они примиряют тот человеческий, немного страстный, немного даже физический восторг к прелестному ребенку, с безграничным духовным трепетом перед ощущаемым Богом. Если бы эта картина возбуждала в отдельности каждое из этих чувств - любовь человеческую или поклонение Богу, она не стала бы бессмертной: она бессмертна потому лишь, что передала величайший момент и христианства, и человечества - колыбель. А момент этот отозвался содружественным эхом в каждом сердце человеческом, где любовь к Богу всегда вызывает любовь к детям, и наоборот.
Я не помню, кто автор картины распятия Христа. Технически она выполнена не хуже Сикстинской Мадонны. А между тем, она не вызывает в душе гармонии и не примиряет чувств: скорби и любви. Скорбь (жалость) и любовь, вообще, редко уживаются рядом: обыкновенно жалость вытравляет любовь уже потому, что жалость есть род страдания ("до боли жалки"). Картина распятия Христа не пробуждает во мне ни любви, ни смирения, ни прощения. Напротив! Вырастает протест. Казнь Христа напоминает мне о казнях, которыми усеяна жизнь, - несправедливых, жестоких. Делается жутко, мрачно. Я не чувствую и не могу понять, почему
В.В.Розанов несправедливо был забыт, долгое время он оставался за гранью литературы. И дело вовсе не в том, что он мало был кому интересен, а в том, что Розанов — личность сложная и дать ему какую-либо конкретную характеристику было затруднительно. Даже на сегодняшний день мы мало знаем о нём как о личности и писателе. Наследие его обширно и включает в себя более 30 книг по философии, истории, религии, морали, литературе, культуре. Его творчество — одно из наиболее неоднозначных явлений русской культуры.
Книга Розанова «Уединённое» (1912) представляет собой собрание разрозненных эссеистических набросков, беглых умозрений, дневниковых записей, внутренних диалогов, объединённых по настроению.В "Уединенном" Розанов формулирует и свое отношение к религии. Оно напоминает отношение к христианству Леонтьева, а именно отношение к Христу как к личному Богу.До 1911 года никто не решился бы назвать его писателем. В лучшем случае – очеркистом. Но после выхода "Уединенное", его признали как творца и петербургского мистика.
«Последние листья» (1916 — 1917) — впечатляющий свод эссе-дневниковых записей, составленный знаменитым отечественным писателем-философом Василием Васильевичем Розановым (1856 — 1919) и являющийся своего рода логическим продолжением двух ранее изданных «коробов» «Опавших листьев» (1913–1915). Книга рассчитана на самую широкую читательскую аудиторию.
В книге, название которой заимствовано у Аристотеля, представлен оригинальный анализ фигуры животного в философской традиции. Животность и феномены, к ней приравненные или с ней соприкасающиеся (такие, например, как бедность или безумие), служат в нашей культуре своего рода двойником или негативной моделью, сравнивая себя с которой человек определяет свою природу и сущность. Перед нами опыт не столько даже философской зоологии, сколько философской антропологии, отличающейся от классических антропологических и по умолчанию антропоцентричных учений тем, что обращается не к центру, в который помещает себя человек, уверенный в собственной исключительности, но к периферии и границам человеческого.
Опубликовано в журнале: «Звезда» 2017, №11 Михаил Эпштейн Эти размышления не претендуют на какую-либо научную строгость. Они субъективны, как и сама мораль, которая есть область не только личного долженствования, но и возмущенной совести. Эти заметки и продиктованы вопрошанием и недоумением по поводу таких казусов, когда морально ясные критерии добра и зла оказываются размытыми или даже перевернутыми.
Книга содержит три тома: «I — Материализм и диалектический метод», «II — Исторический материализм» и «III — Теория познания».Даёт неплохой базовый курс марксистской философии. Особенно интересена тем, что написана для иностранного, т. е. живущего в капиталистическом обществе читателя — тем самым является незаменимым на сегодняшний день пособием и для российского читателя.Источник книги находится по адресу https://priboy.online/dists/58b3315d4df2bf2eab5030f3Книга ёфицирована. О найденных ошибках, опечатках и прочие замечания сообщайте на [email protected].
Эстетика в кризисе. И потому особо нуждается в самопознании. В чем специфика эстетики как науки? В чем причина ее современного кризиса? Какова его предыстория? И какой возможен выход из него? На эти вопросы и пытается ответить данная работа доктора философских наук, профессора И.В.Малышева, ориентированная на специалистов: эстетиков, философов, культурологов.
Данное издание стало результатом применения новейшей методологии, разработанной представителями санкт-петербургской школы философии культуры. В монографии анализируются наиболее существенные последствия эпохи Просвещения. Авторы раскрывают механизмы включения в код глобализации прагматических установок, губительных для развития культуры. Отдельное внимание уделяется роли США и Запада в целом в процессах модернизации. Критический взгляд на нынешнее состояние основных социальных институтов современного мира указывает на неизбежность кардинальных трансформаций неустойчивого миропорядка.
Монография посвящена исследованию становления онтологической парадигмы трансгрессии в истории европейской и русской философии. Основное внимание в книге сосредоточено на учениях Г. В. Ф. Гегеля и Ф. Ницше как на основных источниках формирования нового типа философского мышления.Монография адресована философам, аспирантам, студентам и всем интересующимся проблемами современной онтологии.