Семейный вопрос в России. Том I - [58]

Поистине, нужно быть французом, нужно все вопросы жизни мерять размерами актов в пьесе, нужна эта несмываемая с воображения и с таланта этой нации гривуазность, чтобы втиснуть хрустальную колыбель между такой дерзкой ложью.

Я отдохнул от этой лжи, читая в "Нов. Вр." прекрасную статью г. Розанова: "О непорочной семье". Какое странное совпадение! Там, в блестящем зале, наполненном отборной публикой, среди аромата духов, среди голых плеч и влажных взглядов, на дне которых притаился грех, принесенный с собой из будуаров, из альковов, из этих трупных ячеек распавшихся уже семей, - красивая француженка с соблазнительно прикрытыми формами, соблазнительно изящным языком говорила: "Не разводитесь ради колыбели!" А тут скромный русский писатель, упрекаемый фарисеями чувства в нескромном разоблачении тайны брака, говорит, осеняя себя крестным знамением: "Разводитесь, ради чистоты и непорочности семьи!" Вот она разница мировоззрения двух рас! Вот они два русла течения человечества: одно уже иссыхающее, обессиленное шириной своей, прорезанное мелями и островками, а другое - еще сжатое мощными берегами, еще глубокое, чистое. Первое отступает, огибает всякое препятствие на пути своем, разливаясь в ручьи и рукавчики; второе - смывает все, что на пути его, что мешает ему быть глубоким и чистым.

Чтобы удержать семью от распада, Запад уцепился... за колыбель! Изверившись в возможности оздоровления семьи посредством ее самой, т. е. путем внесения образа Бога "в скинью", путем замены лжи и поругания пола - искренностью и уважением к полу, католический Запад вытащил из-под скромного алькова детскую колыбельку и поставил ее поперек мутного и мелкого течения своей жизни. "Стой, мол, тут, единственное наше благо, наш луч, наша мечта, и преграждай путь этим волнам, несущим с собой обман и разврат! Запруди это смрадное течение! Поверни ход его, сделай глубже, стремительнее - авось оно промоет засорившие его пески и ил!"

Таков истинный, в глубине своей, смысл этого морального движения. Колыбель - последняя ставка в пух проигравшегося игрока. Колыбель - тяжелая артиллерия, старая гвардия, выдвинутые в последний момент боя. Эту чудную, небесную капельку эксплуатируют в сумятных земных целях. За нее прячется и порок и слабость. Ее, воплощенную правду, обвивают гирляндами из... лжи.

Мне кажется, что и эта последняя ставка будет проиграна. Мне кажется, что колыбель не запрудит грязного потока, а будет торчать в нем как одинокий, свежей зеленью покрытый островок, а поток, такой же грязный, но еще более мелкий, будет извиваться вокруг него. В лучшем случае несколько струек возле самого островка скользнут быстрее, станут чище; в худшем - от островка будут отмываться кусочки земли и он будет все сглаживаться, уходить в воду, пока не обратится в илом заплывшую мель. "Не разводитесь ради колыбели!" - журчит мелкий, грязный поток Запада с цветущим островком посреди его. "Разводитесь, ради непорочности семьи!" - шумит бурная, могучая река Православия, готовая смыть и островок и остров, ради простора своего, ради глубины, ради чистоты.

Вот два взгляда на этот вечно ноющий в совести вопрос. Его, понятно, лучше не касаться, предоставив каждому исповедывать ту религию в браке, к которой его влечет по складу души, по силе воображения и даже по физическим свойствам. Католик, протестант и православный никогда не убедят друг друга в превосходстве и правоте их религии. И в браке есть католики, протестанты и православные, спорящие о значении, о силе, о тайне его, и вряд ли самые мудрые богословы брачной религии в скором времени примирят их. Но уж если касаться этой религии, если внедряться в нее, надо делать это, осенив себя крестным знамением, как то делает г. Розанов, а не размерив свои доводы на акты, прячась за эффекты сцены и опираясь на издерганные сутолокой дня нервы хотя и развращенной, но сентиментальной публики.

* * *

Если представить себе брак как здание, воздвигнутое на фундаменте из взаимной любви и покрытое благословением церкви и покровительством законов, здание, в созидании коего участвовали все без исключения элементы духовного и физического мира брачащихся: и невольное влечение и вольная мысль, и слепой инстинкт и разъедающая критика, и подъем духа и возбуждение плоти, и теплое очарование и холодный расчет, и азарт игрока и технический житейский опыт, словом, - все, что составляет индивидуальность в человеке, его актив, пассив и баланс, - то развод в такого рода браке (а всякий другой брак есть лишь сделка или недоразумение) можно уподобить трещине по всему зданию, от материка и до конька крыши. Трещины, ведь, бывают разные: сверху, снизу, поверхностные, сквозные. Архитектурное искусство их выправляет довольно гладко. Но бывают трещины, коих никакое искусство заделать не может иначе, как разрушив здание и построив его вновь. Такие трещины случаются от оседания почвы или от ошибочных проектов здания, от несоблюдения основных законов техники. Те шероховатости в браке, которыми испещрены наши семьи (случайные* измены, несходство характеров, случайные болезни и проч.), мне представляются трещинами односторонними, местными, не нарушающими равновесия всего здания, а потому и устранимыми с помощью разных стяжек, заплаток и заделок. Наиболее крепкая и чаще всего употребляемая в общежитии из стяжек, налагаемых на трещины брака, - колыбель. Эта стяжка из крепчайшей стали, и она почти всегда стягивает и даже сращивает бегущие по брачному зданию частичные трещины. Но что же может эта стяжка, когда трещина бежит от фундамента к крыше, когда нарушена связь между главнейшими из элементов, участвовавших в союзе, - между инстинктом плоти и влечением духа? Ведь эти элементы в браке соответствуют тем законам техники, без которых и изба не строится. Нарушьте закон Ньютона, и весь мир рушится. Нарушьте между брачащимися закон взаимного влечения (а он гораздо сложнее, чем закон тяготения) и вот уже трещина, каждую секунду расширяющаяся и удаляющая брачащих друг от друга с большей интенсивностью и быстротой, чем когда они соединялись.