Семейные тайны - [5]

Невольно вспоминался профессор Преображенский из прочтенного в самиздатовском варианте «Собачьего сердца». Как и он, Иванов стал жертвой собственного детища, только для того, чтобы понять это, ему понадобилось значительно больше десяти дней.

Некоторое время назад институт Иванова и конструкторское бюро Сушко получили правительственное задание разработать принципиально новый проект в области противовоздушной обороны. Лучший из этих проектов должен был быть утвержден правительством и принят на вооружение, что сулило немалые блага — премии, льготы и награды. И если сотрудникам Иванова такая перспектива казалась приятной, то для конструкторского бюро Сушко она вообще была бесценна. Уже не раз вставал вопрос о закрытии этой бесперспективной структуры, и только успешно реализованный и внедренный проект мог спасти положение.

Для Сушко его детище так много значило, что он даже решился напрямую просить Иванова отказаться от соперничества, благо империя, созданная Александром Николаевичем, была настолько могуча, что могла выдержать и десяток проваленных проектов. Впрочем, академик даже не принял его просьбу всерьез. «Дружище, — объяснил он Михаилу Никитичу, — работали бы мы с тобой над изготовлением усовершенствованных слюнявчиков, я бы тебе уступил без всяких вопросов! Но здесь военно-промышленный комплекс. Это же гарантия безопасности нашей страны! Нет, здесь нужно выложиться по полной. Пусть выберут действительно самое лучшее». Для Сушко этот ответ был равнозначен поражению. Михаил Никитич был отличным ремесленником, досконально знающим свое дело, но искра божия не горела в его сердце. Господь не наделил его талантом, и потому все, что делал Сушко, было очень старательной, очень качественной переработкой уже известного. Решись Сушко остаться на вторых ролях — цены бы ему не было как наладчику и доработчику готовых идей. Сам Иванов сплошь и рядом грешил пренебрежительным отношением к деталям, из-за чего его гениальные идеи нередко выглядели бледнее и хуже, чем были на самом деле. Впрочем, эта беда, терзавшая его в юности, была не так страшна теперь, когда за его спиной работал огромный прекрасно подобранный штат сотрудников. Относясь к своему начальнику восхищенно и чуть-чуть снисходительно, то есть предполагая, что у него, как у истинного гения, есть право иметь недостатки, неприличные для обычных людей, они тщательно «вылизывали» и чистили все то, что укрывалось от внимания академика. Совсем по-другому обстояло дело с Сушко. Вырвавшись за пределы своей компетенции, он оказался в ситуации, типичной для хорошего зама, взявшего свое не вдохновенным трудом, а старательной выслугой. Наведя в подчиненном ему конструкторском бюро сказочный порядок, рассортировав по местам все папки и чертежи, изгнав недисциплинированных и дерзких сотрудников и составив планы работы на пять лет вперед, он вдруг понял, что его контора, как кастрированный кот, созерцательно смотрит на мир, не имея ни силы, ни желания куда-то рваться и что-то преодолевать. Возможно, и в этом было что-то положительное, но Михаил Никитич, на свою беду, руководил не химчисткой, не овощехранилищем и не прачечной. Аккуратные, старательно и по всем правилам выполненные чертежи неизменно вызывали уважительное восхищение государственной комиссии, но итог раз за разом оставался прежним. За все время исполнения Сушко обязанностей начальника конструкторского бюро ни одна из более менее серьезных разработок так и не получила своей практической реализации, то есть ровным счетом никакого вклада в обороноспособность Советского Союза…

Отчаявшись одолеть всесильного Иванова на профессиональном поприще, Сушко избрал новую тактику. Он достаточно долго проработал на административных постах, чтобы понимать, что любой, даже самый сверхгениальный проект нуждается в «продвижении сверху», и часто «административный ресурс» решает не меньше, а то и больше, чем талант конструктора. Но, решив заручиться поддержкой вышестоящих начальников, Михаил Никитич быстро понял, что и здесь Иванов обскакал его по всем статьям. В кулуарах шептались о некоей могущественной руке, рьяно оберегавшей плоды творчества академика. О, если бы только Сушко удалось вычислить, кто именно является этим таинственным другом Александра Николаевича! Пущенный вовремя слух об излишней заинтересованности начальственного лица, своевременная атака от «своих» начальников и несколько десятков мелких, но в нужный момент пакостей могли бы, по крайней мере, уравнять их шансы.

Желая докопаться до истины, Сушко, как коршун, кружил над коллегами и соратниками Иванова, ожидая, когда наконец необходимая информация выйдет наружу. Деятельность Миши становилась уже не только раздражающей, но и просто опасной. Пора было принимать меры, благо сегодняшний день сулил для этого немало возможностей… «Ну что ж, Миша, — подумал Александр Николаевич, — ты хочешь получить информацию, и ты ее получишь. Гарантирую».

Академик с наслаждением потянулся в кресле. Он получал огромное удовольствие от продумывания изысканных интеллектуальных комбинаций.

— Вячеслав Сергеевич!