Семейное дело - [294]
— Нервничаешь? — тихо, чтобы не слышал шофер, спросил он. — Не надо, Саша. Рогов великолепно понимает все. Знаешь, что меня радует в нем? Если скажешь — я сделал все, что мог, он никогда не ответит, что надо было сделать еще сверх этого. Нормальный реализм плюс инженерные знания, и еще — партийная вера в человека.
— Ничего, — нехотя улыбнулся на это утешение Званцев. — Я тоже думаю, что нас поймут.
— Но говорить-то будешь ты?
— Может, и ты, — ответил Званцев. — Вполне вероятно, что Рогов поднимет и тебя. Главное — не повторяться.
В приемной, когда они вошли туда, было уже много народу, стало быть, бюро будет большим, долгим, и Нечаев, отметившись у секретарши, спросил, сколько будет вопросов.
— ЗГТ? — переспросила она. — Ну, вы-то вне конкуренции, вы идете первыми.
Он огляделся. Всегда можно было точно определить, кто с чем пришел сюда. Сдержанные, негромкие голоса скрывали волнение; здесь коротко здоровались знакомые, здесь не принято было расспрашивать о домашних делах; здесь люди, приглашенные на бюро, как бы внутренне собирались, прежде чем пройти туда, в небольшой светлый зал и отчитаться в своей работе. Нечаеву не раз доводилось бывать здесь, и он знал, что бывало по-всякому. Там, в том зале, не выбирали вежливых выражений, если речь заходила об упущениях. Там говорили правду в глаза, даже самую горькую и тяжелую. При нем там сняли с работы, да еще со строгим партийным взысканием, директора ЗГТ Силина, о котором все знали, что он — друг секретаря обкома с детских лет, и Нечаев даже сейчас, полтора года спустя, помнил те резкие, осуждающие, беспощадные слова, которые произносил Рогов. Тогда Нечаев вступился за Силина. Что ни говори, он был умелым организатором. И сейчас снова как бы услышал обращенные уже к нему, к секретарю парткома, слова Рогова: «А вы хорошо подумали, Андрей Георгиевич?»
Он оглянулся: Званцев стоял в другом конце приемной и разговаривал с какой-то грузной женщиной, та улыбалась — стало быть, не очень волнуется. Рядом с Нечаевым тоже разговаривали двое, но до него доносились лишь отдельные фразы: «…Опоздали с заявками на запчасти… Еще в феврале в Москву ездил…» — «Не примут во внимание, так что клади подушки на бока…» Он покосился на этих двоих: один, должно быть, из Сельхозтехники, и на бюро ему сегодня влетит по первое число за опоздание с заявками, конечно…
— Заходите, товарищи, — пригласила секретарша.
Нечаев успел сказать Званцеву: «Мы первые, сядем поближе», — и они прошли вперед, к первым столикам. Почти сразу же из противоположной двери, которая вела в кабинет Рогова, вышли члены бюро, здороваясь кивками с собравшимися. Рогов, поискав глазами, увидел Званцева и Нечаева и сказал, пододвигая к себе уже приготовленные на столе бумаги:
— Первый вопрос — полугодовой план завода газовых турбин. Товарищ Нечаев…
Нечаев поглядел на Званцева и встал, недоумевая, почему секретарь обкома вызвал, или, как здесь было принято говорить, поднял его. Ведь обычно по таким вопросам всегда выступают руководители предприятий! Он выждал — немного, несколько секунд, чтобы убедиться, что Рогов не ошибся и приглашает на трибуну именно его, секретаря парткома. Нет, не ошибся. Опустил голову, листает бумаги, ждет…
— Иди, — тихо сказал Званцев.
— Десять минут вам хватит? — спросил, не отрываясь от бумаг, Рогов.
— Хватит, Георгий Петрович.
Он испытал неприятный холодок, когда встал за трибуну и поглядел на часы, чтобы уложиться в эти десять минут. В руках у него не было ничего, ни самого маленького листка бумаги, и Рогов, быстро поглядев на Нечаева, еле заметно улыбнулся чему-то.
— Пожалуйста, товарищ Нечаев.
Ему было нетрудно говорить. Все, что должен был сказать здесь директор, они обсудили уже не раз, и Нечаеву не надо было даже напрягать память, чтобы вспоминать цифры.
Он уложился в восемь минут, но не уходил с трибуны, зная, что, как всегда, начнутся вопросы.
— Как идет реконструкция термо-прессового?
— Через месяц, по графику, заканчиваем первую очередь.
— Корпус турбинных лопаток?
Нечаев улыбнулся. Ровно год назад здесь, на бюро обкома, получил выговор начальник СМУ, которое строило новый корпус. Тогда ему дали срок окончания строительства — полтора года. С тех пор Рогов приезжал на строительство дважды.
— Через неделю приемка, Георгий Петрович.
— Помогло, значит? — усмехнулся Рогов. — Здесь начальник Большегородстроя? — Он оглядел собравшихся. — Вы передайте своему начальнику СМУ-7, что, если приемка пройдет с доделками, выговор не снимем, а глядишь, еще добавим. — И снова повернулся к Нечаеву: — Конкретно, когда пойдет серия? С чем придете к концу третьего квартала?
Нечаев ответил: серия пойдет с августа, но к концу третьего квартала нагнать отставание завод сможет только по валу.
— Есть еще вопросы к секретарю парткома ЗГТ? Нет? Погодите, товарищ Нечаев… Я хочу объяснить товарищу Званцеву, почему мы нарушили общепринятый порядок и пригласили на трибуну не директора, а секретаря парткома. Долгое время там был секретарь, который аккуратно прятался за директорскую спину. Такой очень удобный секретарь — Губенко, кажется?.. И вот вам совсем другой секретарь, так что не обижайтесь, Александр Иванович, мы хотели, чтобы другие руководители глядели на вас и завидовали, как говорится, белой завистью. Но у меня есть еще вопросы, товарищ Нечаев. Как обстановка на заводе?
Закрученный сюжет с коварными и хитрыми шпионами, и противостоящими им сотрудниками советской контрразведки. Художник Аркадий Александрович Лурье.
Повесть «Твердый сплав» является одной из редких книг советской приключенческой литературы, в жанре «шпионский детектив». Закрученный сюжет с погонями и перестрелками, коварными и хитрыми шпионами, пытающимся похитить секрет научного открытия советского ученого и противостоящими им бдительными контрразведчиками…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В творчестве известного ленинградского прозаика Евгения Воеводина особое место занимает военно-патриотическая тема. Широкое признание читателей получили его повести и рассказы о советских пограничниках. Писатель создал целую галерею полнокровных образов, ему удалось передать напряжение границы, где каждую минуту могут прогреметь настоящие выстрелы. В однотомник вошли три повести: «Такая жаркая весна», «Крыши наших домов» и «Татьянин день».
Имя рано ушедшего из жизни Евгения Воеводина (1928—1981) хорошо известно читателям. Он автор многих произведений о наших современниках, людях разных возрастов и профессий. Немало работ писателя получило вторую жизнь на телевидении и в кино.Героиня заглавной повести «Эта сильная слабая женщина» инженер-металловед, работает в Институте физики металлов Академии наук. Как в повести, так и в рассказах, и в очерках автор ставит нравственные проблемы в тесной связи с проблемами производственными, которые определяют отношение героев к своему гражданскому долгу.
Имя Льва Георгиевича Капланова неотделимо от дела охраны природы и изучения животного мира. Этот скромный человек и замечательный ученый, почти всю свою сознательную жизнь проведший в тайге, оставил заметный след в истории зоологии прежде всего как исследователь Дальнего Востока. О том особом интересе к тигру, который владел Л. Г. Каплановым, хорошо рассказано в настоящей повести.
Новый роман талантливого прозаика Витаутаса Бубниса «Осеннее равноденствие» — о современной женщине. «Час судьбы» — многоплановое произведение. В событиях, связанных с крестьянской семьей Йотаутов, — отражение сложной жизни Литвы в период становления Советской власти. «Если у дерева подрубить корни, оно засохнет» — так говорит о необходимости возвращения в отчий дом главный герой романа — художник Саулюс Йотаута. Потому что отчий дом для него — это и родной очаг, и новая Литва.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».