Семейное дело - [287]

— Выдержали?

— Старалась. А вас, между прочим, тоже знобит, по-моему.

— Ну, я-то привычный!

Он рассказал ей, каково было в армии, особенно во время зимних учений, — и ничего, даже самым паршивеньким насморком никто не болел. Да и сейчас, в цехе, тоже: спереди печь жарит так, будто к чертям в гости попал, а сзади холодный ветер поглаживает… Он говорил об этом с улыбкой, ничуть не набивая себе цену, и тем не менее как бы давая понять свою силу.

— А вы перемените профессию, — сказала Лиза. — В какой-нибудь бухгалтерии всегда тепло и не дует.

«Она не говорит, а фыркает, — подумал Коптюгов. — Совсем как кошка».

— Зачем? — удивился он. — Мне моя работа нравится. Вам ведь нравится ваша?

— Вот вы уже и обиделись! — сказала Лиза. — Не обращайте внимания. У меня ужасный характер. Нам выходить.

Они прошли квартал, и Лиза показала на большой серый дом. Коптюгов начал стаскивать с руки перчатку, но Лиза сказала:

— Зайдемте ко мне. Отогреетесь немного.

— Удобно ли? Время-то позднее…

— Удобно. — Она поглядела на окна. — Мои еще не спят.

Вот оно! Дверь открывает немолодая женщина, и Лиза говорит с порога:

— Мама, мы замерзли и устали. Знакомься, это Коптюгов. Папа дома? А от Володьки ничего?

Коптюгов стоял, не решаясь снять пальто.

— Ну, чего же вы?

— Раздевайтесь, раздевайтесь, — торопливо поддержала Лизу мать. — Лиза, как всегда, обрушила на меня столько вопросов, что можно растеряться. От Володи телеграмма, прилетает завтра.

— Ура! — сказала Лиза. — А пока у нас зуб на зуб не попадает. Где эти чертовы тапочки?

— Это тоже по-французски? — засмеялся Коптюгов.

— Да, — сказала мать. — Она невыносима! Вот твои тапочки, а я пойду ставить чайник.

Лиза провела Коптюгова в свою комнату — маленькую, с полками, набитыми книгами. Ничего лишнего: книги, магнитофон на столе, диванчик, стул, на полках, кроме книг, — фотографии, и он сразу увидел одну большую — парень в форме летчика ГВФ. Очевидно, это и есть тот Володька, который прилетит завтра.

— Вы что, знаете его? — спросила Лиза, перехватив взгляд Коптюгова.

— Нет, конечно. Кто это?

— Один чокнутый, — сказала она.

— А, — сказал Коптюгов.

— Посидите немножко, — сказала Лиза и вышла, оставив дверь незакрытой. Коптюгов повернулся к другим фотографиям.

Вот ее отец — секретарь обкома партии Рогов. Очевидно, на даче, с удочками… Другая фотография — Коптюгов потянулся к ней. Группа студентов, очевидно, строительный отряд. Лиза сбоку делает кому-то «рожки». Он нашел ее на снимке сразу, и сразу же увидел Сергея Ильина, потому что именно над ним она и растопырила два пальца. Она знает Сергея?

Но, разглядывая фотографии, Коптюгов невольно прислушивался к голосам: сначала слышался голос Лизы, мать что-то ответила ей; потом раздались шаги, и он замер.

— Дочка! Почему не идешь здороваться? Что за непорядок!

Рогов появился в дверях и недоуменно глядел на Коптюгова, словно удивленный тем, что вместо маленькой дочки увидел здесь здоровенного мужчину. Он узнал Коптюгова не сразу, а узнав, протянул руку и добродушно, весело, дружелюбно сказал:

— Сам бог огня! Это какими же путями?

— Здравствуйте, Георгий Петрович. Вот — Лиза затащила отогреться.

Он сказал это так, будто извинялся, что дал себя уговорить прийти сюда в поздний час, но Рогов засмеялся:

— Ничего, ничего! Все правильно, бог огня. Вы что, тоже встречали французов? Ну и как?

Лиза уже шла сюда и услышала вопрос отца. Приподнявшись, она поцеловала его в щеку, и Коптюгов увидел, как нежно обнял ее Рогов.

— Коптюгов прочитал им целую лекцию о рабочем классе, — сказала она.

— Ну и хорошо сделал, — одобрительно кивнул Рогов. — Они ж там совсем мало знают о нас. Извините, я забыл ваше имя.

— Константин.

— Садитесь, садитесь, Костя.

Он был в теплой домашней куртке и никак не походил на того Рогова, которого Коптюгов видел прежде. Здесь, у себя дома, в этой куртке, Рогов казался проще, мягче, спокойнее — или это сказывалась дневная усталость? — но Коптюгов все-таки не мог преодолеть чувства скованности, хотя знал, что она будет. Будет, если он окажется здесь… И вот он здесь, и Рогов сидит рядом на Лизином диванчике и, кажется, даже рад, что пришел знакомый человек.

— Я готова подумать, что ты знаешь в городе всех, — фыркает Лиза.

— Ну, дочка, Костю Коптюгова не знать нельзя! Слушай чаще радио. Значит, сдержали свое слово? На сколько сократили время плавки?

— В среднем на девятнадцать минут, Георгий Петрович. Но это, я думаю, не предел.

— Подумайте хорошенько, — уже серьезно сказал Рогов. — Я инженер и представляю себе вашу работу. Не делайте ничего сверх сил. Нам не надо, чтобы люди работали на пределе, на износ.

Вот оно!

Вот то, о чем еще вчера — нет, еще сегодня утром — Коптюгов даже не мог мечтать, чего не мог предполагать в своих самых смелых мечтах о будущем. Скованность мало-помалу проходила, уступая место тому ликованию, которое он несколько часов назад почти суеверно отгонял от себя.

Лиза опять фыркнула: между прочим, рабочий день у всех давным-давно кончился… Рогов положил свою руку на ее плечо, как бы останавливая дочку.

— Ну, что у вас в цехе? Как новый начальник?

— Все нормально, Георгий Петрович. План дали.