Семейное дело - [189]

— По углероду норма, — ответила девушка, обернувшись, и Сергей увидел совсем рядом ее худенькое, большеглазое лицо. — Чего же вы стоите, бог войны? Новенький?

— Совсем новенький, — с шутливой грустью сказал Сергей. — Какой уж там бог! Птенец, можно сказать. Так что передать начальству?

Теперь обе девчонки так и покатились от смеха. Другая, которая оставалась там, за столом, нагнулась и, все еще смеясь, сказала в микрофон: «Вторая, углерод в норме», — и Сергей сам рассмеялся, разведя руками.

— Против техники я бессилен! Допивайте свое молочко, девочки.

Он еще раз поглядел на одну из них, ту, худенькую, уже внимательнее: что-то поразило его в ней, но он не смог бы ответить, что именно. И когда сзади раздался женский голос, назвавший его по имени, он не сразу догадался, что это окликнули его.

— Сережа?

Он обернулся.

— Тетя Оля?

Она подошла и поцеловала Сергея в щеку, смеясь, — ну, вот так встреча, я даже себе не поверила, когда увидела тебя здесь и в этой робе! Значит, все-таки настоял на своем?

— Да вот… — сказал Сергей, разглядывая ее. Он давно не видел ее, в последний раз она приходила к ним, кажется, еще в январе, к отцу на день рождения.

— Господи! — сказала Ольга. — Только подумать, что когда-то играла с тобой в футбол! Ты, конечно, не помнишь?

— Не помню, — признался Сергей.

Он забыл, что тетя Оля, та самая тетя Оля, которая приходила когда-то и на его дни рождения и приносила подарки на Новый год, а потом надолго исчезла куда-то, что тетя Оля работает здесь же на заводе. Он почти ничего не знал о ней. Кажется, она росла вместе с отцом в детском доме, вот, пожалуй, и все, что Сергей мог бы сказать о ней, если б его спросили.

Нет, не все.

Лет десять назад — он не помнил точно, когда это было, — Сергей играл с ребятами во дворе, спохватился, что уже поздно, побежал домой, открыл своим ключом дверь и услышал раздраженный голос матери: «Да тебе-то что до нее? Подумаешь, друг детства! Может, у тебя с ней потом что-нибудь было, тогда другое дело…» Мать услышала, что Сергей вернулся, и замолчала. Скоро пришла она, тетя Оля, целовала его и ахала: «Как ты вырос! Совсем настоящий мужчина!» — но тут же настоящего мужчину отослали спать, и из-за закрытой двери доносились лишь звуки голосов, слов он не мог разобрать. Но в его сознании как-то сразу связалось и то, что он услышал, вернувшись со двора, и этот приход тети Оли. И сейчас, когда она сказала, что когда-то играла с ним в футбол, он не мог вспомнить это, но поверил, что так оно и было.

— Ну, ты иди, Сереженька, — спохватилась Ольга. — Потом успеем поговорить.

Сергей опять поглядел на ту, худенькую. Она уже была занята делом и что-то записывала в толстую бухгалтерскую книгу. В этот день он больше не увидел ее, хотя трижды носил пробы в экспресс-лабораторию. Там уже работала другая смена.

В этот день он, пожалуй, впервые испытал настоящее чувство сделанного. В той плавке, которую бригада дала к концу смены, все-таки оказалась какая-то доля и его труда. Остаток смены он проработал в «гастрономе» — так здесь называли шихтовой двор, быть может, потому, что на гигантских весах взвешивалась корзина с искореженными кусками металла, ржавыми погнутыми рельсами, старыми болванками, железными листами… Они успели загрузить печь минут за пятнадцать до прихода второй смены, и Усвятцев спросил Коптюгова:

— В ресторан сегодня уже не пойдем?

— Да нет, пожалуй, — ответил тот. — Поужинаю дома.

Сергей вмешался в разговор. Конечно, пойдем! Все вместе и двинем. Надо же, что ни говори, отметить день рождения рабочего человека! Коптюгов, усмехнувшись, кивнул на маленькую железную дверцу под лестницей. Раньше Сергей ее не заметил. Он подошел ближе. На дверце цветными мелками витиеватыми буквами было написано: «Рѣсторанъ «Волна». Филиалъ. Обѣды, завтраки и ужины домашняго изготовления». Пониже, тоже мелками, были нарисованы цыпленок с растопыренными лапками и бутылка с этикеткой «Napoléon». Этикетка была настоящая…

— Завтра приноси свою еду, — сказал Коптюгов. — У нас ведь обеденного перерыва нет. А насчет ресторана, — поморщился он, — знаешь, от твоего предложения не рабочим, а купчиком попахивает.

…И все-таки это был чудесный день! Хорошо было вымыться в душе, выйти на заводской двор, раскрыть в проходной перед вахтершей свой пропуск и уже на улице, закурив, подумать — куда же теперь? Дома никого нет, отец вернется поздно. Сергей решил не подниматься к нему в кабинет. Вообще никогда не подниматься. Подручному нечего делать в кабинете начальника цеха. Стало быть, лучше всего забежать домой, оставить записку и укатить на дачный участок. Правда, завтра придется встать ни свет ни заря и ехать первой битком набитой электричкой.

Так он и сделал. Записка была короткой:

«Крещение состоялось. Твой Коптюгов — железный человек. Будиловский — интеллигент, которого хорошо показывать иностранным гостям. Усвятцев — рубаха. Я у своих, дышу озоном. А вообще — спасибо!»

Обычно на участок все они ездили в первом вагоне — потом было ближе идти, но на этот раз Сергей сел во второй. Если бы он вошел в первый, то увидел бы отца. Ильин сидел в самом углу, устало приложив голову к оконной раме, но не дремал, а просто пытался расслабиться и ни о чем не думать. Сегодня у него был легкий день, такие выдавались не часто. Декадка у главного — очевидно, уже последняя, которую вел Заостровцев, и поэтому неожиданно короткая, — потом тоже короткий разговор с начальником смены по суточному заданию, и вот тогда оно и пришло, неожиданное решение уехать на дачу. Он не был там почти месяц и бог знает сколько времени не видел жену. Так нельзя, надо поехать, да еще захватить в «Лакомке» торт побольше. Ему повезло: сразу же у завода он поймал такси, заехал в «Лакомку» за тортом и на той же машине — на вокзал. Сережке надо будет позвонить позже, если только он сам не прикатит на дачу. Вообще-то надо было бы договориться и поехать вместе. Но раз уж так получилось…