Семейное дело - [168]
— Да, я, Рогов… Что у вас на строительстве цеха турбинных лопаток? Да, на ЗГТ? Сколько освоено, говорите? А сколько должны были освоить? Прекрасно! А вы не обратили внимание, что я говорю с вами по городскому телефону? Да, да, здесь, на стройплощадке, где вас уже и в лицо, наверно, не узнают… Почему вы молчите? Очевидно, нечего возразить? Так вот, короче: в четверг попрошу вас вместе с секретарем парткома ко мне. С утра, да.
И сердито бросил трубку.
— Теперь в литейный, Георгий Петрович? — спросил Нечаев.
— Зачем? — удивленно спросил Рогов. — Ведь, кажется, мы уже все решили по литейному? Ну а результаты узнаем позднее. Александр Иванович прав — теория должна проверяться практикой. Давайте-ка обратно, в партком. Жарко, пить хочется.
Но все-таки они не сразу пошли в партком. Рогов первым свернул к памятнику погибшим заводским ополченцам, и Нечаев знал зачем. Там, на чугунных досках, занявших весь огромный цоколь памятника, среди сотен фамилий была и эта — П. Рогов. И сейчас Рогов, привычно найдя ее, постоял минуту или две (Званцев и Нечаев стояли чуть сзади), потом обернулся и негромко сказал:
— Знаете, как любил говорить мой отец? «Не суди, Гошка, о людях только по тому, как они дело делают. Суди по тому, что в них есть».
Честно говоря, ни Званцев, ни Нечаев не поняли, к чему это было сказано. Должно быть, Рогову просто так вспомнились эти отцовские слова, и лишь потом Нечаев подумал: нам в науку, что ли? Наверно, так. Чего уж греха-то таить, всегда ли у нас есть время разобраться в людях до самого, как говорится, корешка?
Когда они снова поднимались по лестнице заводоуправления, Нечаев почувствовал, что главный разговор еще впереди. Он обрадовался за Ильина — теперь на парткоме ему, Нечаеву, будет легче. И Рогов тоже не случайно не пошел в литейных цех. Как говорится, вопрос не его масштаба. Ему было достаточно и записки Ильина, и того, что сказал о нем Званцев.
У Нечаева в холодильнике был боржом, и Рогов с наслаждением пил его крупными глотками — действительно, утро оказалось жарким, а днем вообще нечем будет дышать. Нечаев вспомнил, как в прошлом году вместе с Заостровцевым ездил на пуск первой турбины в Среднюю Азию. В тени — плюс тридцать восемь. Даже змеи и те забирались в холодок, в подземные коммуникации станции. Один парень, здешний, большегородский, рассказывал, что ему по ночам дожди снятся.
Это было короткое воспоминание, лишь бы заполнить паузу перед тем самым разговором, который, как догадывался Нечаев, должен был состояться именно сейчас. Он не ошибся. Рогов ответил — да, он тоже знает, что такое настоящая жара, бывал не только в Средней Азии, а и на Кубе, и в Индии.
— Все это еще не жара, — вдруг засмеялся Званцев. — Вот на бюро обкома бывает жара так жара!
Рогов не ответил, даже не улыбнулся, казалось он вообще не расслышал шутки Званцева.
— Ну а все-таки — что вы скажете о заводских делах, Александр Иванович? Вы, лично вы!
— То же самое, что и Нечаев, Георгий Петрович.
Теперь все понимали все, и молчание было долгим и томительным.
— Я хотел спросить вас, Александр Иванович, — тихо и задумчиво сказал Рогов, как бы подбирая слова, — вы… не приняли бы вы ЗГТ? Пока что это вопрос, так сказать, чисто риторический. Я не скрываю — да и вы это знаете, — что я очень хотел бы видеть вас в аппарате обкома, но…
Он не договорил и повел одной рукой — жест, означавший: больше некому. Званцев кивнул. Он был спокоен, собран, и только по тому, как у него побледнели щеки, Нечаев догадался — все-таки волнуется.
— Принял бы, Георгий Петрович, — очень просто ответил Званцев.
— Ну вот, — улыбнулся Рогов, — и даже той жары, какая бывает на бюро обкома, не испугался!
7
Съемки в цехе кончились быстро, но Ильин даже не спускался туда поглядеть, как работает съемочная группа. Ему передавали, как хохотали ребята, когда им предложили смазать лицо вазелином и попрыскать водичкой, чтоб получился «пот». Чего-чего, а у них своего натурального, солененького хватает!
Они просто хватались за бока, вспоминая операторшу. Подручные забрасывали в печь добавки, операторша снимала, потом сказала: «Начнем второй дубль. Повторите, ребята, еще». Те сначала выпучили на нее глаза, а потом сказали, что «еще» можно повторить только во время следующей плавки. «Совершенно невозможно работать! — якобы сказала после этого операторша. — Неужели им трудно побросать туда еще чего-нибудь?»
Ильин слушал и не смеялся, а морщился. Конечно, куда как красиво, когда подручный широким взмахом лопаты бросает в печь добавки — точь-в-точь как при дедах! Это в наш-то космический век! Но ничего не поделаешь, сам виноват, сам назвал Коптюгова и его бригаду.
Теперь он уходил из цеха поздней, чем прежде: и дела, да и просто не хотелось домой, в пустую по-летнему квартиру. Надежда, вернувшись от Сережки, даже не сочла нужным зайти, сразу же уехала на дачу и лишь позвонила ему вечером.
— Ну, как он?
— Перестань, пожалуйста, — сказала Надежда, и мысленно Ильин увидел, как она кривит губы. — Тебя ведь интересует не его здоровье, а что он решил?
— Так что же он решил? — спросил Ильин.
— Это ты уже знаешь из его письма. К сожалению, он взял от тебя не самое лучшее — твое упрямство. Ты доволен?
Закрученный сюжет с коварными и хитрыми шпионами, и противостоящими им сотрудниками советской контрразведки. Художник Аркадий Александрович Лурье.
Повесть «Твердый сплав» является одной из редких книг советской приключенческой литературы, в жанре «шпионский детектив». Закрученный сюжет с погонями и перестрелками, коварными и хитрыми шпионами, пытающимся похитить секрет научного открытия советского ученого и противостоящими им бдительными контрразведчиками…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В творчестве известного ленинградского прозаика Евгения Воеводина особое место занимает военно-патриотическая тема. Широкое признание читателей получили его повести и рассказы о советских пограничниках. Писатель создал целую галерею полнокровных образов, ему удалось передать напряжение границы, где каждую минуту могут прогреметь настоящие выстрелы. В однотомник вошли три повести: «Такая жаркая весна», «Крыши наших домов» и «Татьянин день».
Имя рано ушедшего из жизни Евгения Воеводина (1928—1981) хорошо известно читателям. Он автор многих произведений о наших современниках, людях разных возрастов и профессий. Немало работ писателя получило вторую жизнь на телевидении и в кино.Героиня заглавной повести «Эта сильная слабая женщина» инженер-металловед, работает в Институте физики металлов Академии наук. Как в повести, так и в рассказах, и в очерках автор ставит нравственные проблемы в тесной связи с проблемами производственными, которые определяют отношение героев к своему гражданскому долгу.
Писатель Гавриил Федотов живет в Пензе. В разных издательствах страны (Пенза, Саратов, Москва) вышли его книги: сборники рассказов «Счастье матери», «Приметы времени», «Открытые двери», повести «Подруги» и «Одиннадцать», сборники повестей и рассказов «Друзья», «Бедовая», «Новый человек», «Близко к сердцу» и др. Повести «В тылу», «Тарас Харитонов» и «Любовь последняя…» различны по сюжету, но все они объединяются одной темой — темой труда, одним героем — человеком труда. Писатель ведет своего героя от понимания мира к ответственности за мир Правдиво, с художественной достоверностью показывая воздействие труда на формирование характера, писатель убеждает, как это важно, когда человеческое взросление проходит в труде. Высокую оценку повестям этой книги дал известный советский писатель Ефим Пермитин.
Новый роман талантливого прозаика Витаутаса Бубниса «Осеннее равноденствие» — о современной женщине. «Час судьбы» — многоплановое произведение. В событиях, связанных с крестьянской семьей Йотаутов, — отражение сложной жизни Литвы в период становления Советской власти. «Если у дерева подрубить корни, оно засохнет» — так говорит о необходимости возвращения в отчий дом главный герой романа — художник Саулюс Йотаута. Потому что отчий дом для него — это и родной очаг, и новая Литва.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».
Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.