Семейное дело - [123]

— Ты думаешь, сейчас уже берет? Рановато вроде бы.

— Посмотрим, — сухо ответил Силин и, не попрощавшись, положил трубку.

Бочаров подумал: конечно, сердится на меня за то выступление на партконференции. Или устал, измотался — все так, но мог бы ради вежливости спросить о домашних делах, о Вере или хотя бы подождать, когда я передам привет Кире. А может быть, это уже привычка — говорить вот так, коротко и сухо, не теряя лишнего времени на всякие антимонии и семейную лирику — привычка, родившаяся за годы работы и незаметно перенесенная в домашний обиход? Ладно, стоит ли обижаться! Усталый человек, везет воз — и хорошо, что позвонил: Алешка наверняка поедет, если только не явится домой слишком поздно.

Он пошел на кухню и начал готовить ему бутерброды, потом сполоснул термос и заварил чай. Вот удочки собирать — это, пардон, соберет сам! И подходил к двери, когда начинал гудеть лифт. Едет? Не едет? Едет! Он успел открыть дверь прежде, чем Алешка сунул свой ключ в замочную скважину.

Через несколько минут Алексей уже метался по квартире и гремел ящиками, искал крючки, грузила, лески. «А про червей дядька не говорил?» — «Не говорил». — «Наверно, есть. Наверно, «мальчики» достали».

Бочаров усмехнулся. Все-таки язык у Алексея невозможный. Недели две назад на заводе был «большой обход»: Силин ходил по цехам, вместе с ним были почти все руководители служб и начальники отделов. Вот тогда-то, рассказывая об этом, Алешка и съязвил: «Дядька впереди, как командарм перед боем, а позади все его мальчики. И у каждого уши шевелятся, как локаторы, — не пропустить бы словечка». Да, язычок у парня длинный, и это вовсе ни к чему, — так, фанфаронство, бравада, все нипочем! — а сам ведь любит Силина, хотя в последнее время встречи стали совсем редкими.

— Ты где болтался так долго? — спросил Бочаров, разогревая ему еду. Время еще есть, успеет перекусить перед дорогой.

Алексей усмехнулся, укладывая свои крючки и мормышки в спичечный коробок.

— Батя, а ты что — поп? Или ксендз? Время исповедей кончилось. Как сегодня сказал один местный мудрец — личность выражает себя через абсолютную свободу.

— Твоего местного мудреца мало пороли в детстве, — в свой черед усмехнулся Бочаров. — А вот от тебя вроде бы винишком попахивает?

— Все идет путем, батя, — рассмеялся Алексей. — Ну, посидели с ребятами в нашем кафе, две бутылки сухаря на пятерых, и с девчонками плясал, так что все путем.

— Компанейский ты парень, — сердито сказал Бочаров. Он почувствовал легкое раздражение оттого, что Алексей пришел домой поздно, да еще выпивший, а он тут ему бутерброды готовит — сыночка на рыбалку провожать. Потом он одернул себя. Ерунда, Алешка не дурак и не выпивоха, ну, посидел со своими ребятами, даже с местным мудрецом — взрослый же человек, и незачем раздражаться.

Скорее всего, эта раздраженность появилась оттого, что два выходных ему предстояло пробыть одному и он не знал, куда себя девать. Впервые за долгие годы оставшись без Веры, он чувствовал тоскливое одиночество, и это ощущение не проходило, как бы он ни уговаривал себя, что оно ненадолго — Вера приедет, и что это просто надо переждать ради нее же самой. Пусть поправится как следует. И все равно слонялся вечерами по квартире, не в силах ни читать, ни хотя бы посидеть у телевизора.

Вот поэтому он и окрысился было на Алексея, и хорошо, что вовремя спохватился. Сейчас Алешка уйдет, а он сядет писать очередное письмо Вере и напишет, что у парня, видимо, что-то меняется в жизни, — веселый. Впрочем, после танцев с девушками… И ест так, что от тарелки за уши не оттащить.

— Значит, выпивали, не закусывая, под сигаретку?

— Угу. Экономили.

— Ладно, черт с тобой, уходи с глаз моих. Только не забудь передать привет тете Кире.

Он заставил его надеть теплое белье, как Алексей ни брыкался, и шерстяные носки — нечего пижонить, все-таки еще апрель. И свитер. Когда Алексей ушел, он вымыл посуду и сел за стол на кухне. Писать письмо? Но впереди два выходных, и лучше писать завтра, ведь это не просто два выходных, а два трудных, ничем не занятых, напрасных дня, которые придется прожить зря. Разве что только позвонить Когану, позвать его и сразиться в картишки по маленькой…

Едва машина остановилась, из темноты вышли трое, будто они нарочно стояли там, ожидая силинскую «Волгу». Один был в милицейской форме, двое других в штатском. Алексей сумел разглядеть в темноте сержантские лычки на погонах. Сержант строго спросил:

— Чья машина?

— Моя.

Луч фонаря скользнул по лицу Силина, и тот досадливо поморщился. Конечно, неприятно, когда тебе светят прямо в глаза.

— Служебная?

— Я директор ЗГТ Силин.

— Откройте багажник, — все так же строго приказал сержант. Очевидно, слова Силина не произвели на него никакого впечатления.

Силин буркнул шоферу:

— Открой ему багажник, — а сам отошел в сторону и закурил.

Этот сержант ищет сети, подумал Алексей. А двое с ним, должно быть, дружинники из рыбоохраны. Все правильно. А то время от времени по лестницам ходят краснорожие мужики и пропитыми, сиплыми голосами предлагают лещей или язей, а каждая рыбина с лопату. Браконьеры, сукины дети.