Семейная жизнь Федора Шаляпина: Жена великого певца и ее судьба - [13]

Неаполитанцы приняли ее тепло. Первые же рецензии на ее выступления были очень доброжелательные: «В балете „Пьетро Микка“ большой успех выпал на долю синьорины Торнаги Иоле, прима-балерины французского ранга… Обладательница превосходной школы, она может быть названа среди лучших балерин итальянской сцены… Помимо привлекательной внешности, она восхищает всех своими танцевальными па и точностью, с которой она исполняет самые сложные танцы. В нашем театре она привлекла к себе избранную публику, которая восхищается ее превосходной балетной культурой и неистово ей аплодирует, и эти аплодисменты вполне заслуживает ее изящество и ее сценическое мастерство».

Прошло совсем немного времени, и Иоле стала любимицей неаполитанской публики.

«Среди балерин ей по-настоящему можно отдать пальму первенства, поскольку помимо совершенно особенной грации, она обладает редким мастерством и многими сценическими качествами. Каждый вечер она получает награду за свое усердие — долгие аплодисменты, и хочется вновь и вновь любоваться ею — настолько велико очарование ее танцев».

В 1892 году Иоле продолжала танцевать балет «Пьетро Микка» (дала тридцать четыре представления). А 5 апреля 1892 года в «Сан-Карло» состоялась премьера балета Луиджи Манцотти «Нарента» на музыку П. Джорца.

Газеты писали: «В театре „Сан-Карло“ нашел теплый прием балет Манцотти „Нарента“, мастерски возобновленный Коппини. Торнаги, Пуричелли и Саракко были встречены аплодисментами».

Однако не все критики были настроены миролюбиво. Один из них посвятил балету и его автору весьма разносную статью. Но — это было отмечено всеми — публика горячо приняла новый балет и еще более восторженно — исполнителей.

«Более чем самому балету, успех выпал на долю прима-балерины Иоле Торнаги, которая в партии Наренты сумела продемонстрировать, помимо всего прочего, превосходные артистические данные. Удивительно видеть ее — такую молодую и уже настолько прекрасную балерину… Можно предположить, что в скором времени она станет одной из самых ярких звезд на нашем балетном небосклоне».

Наренту Иоле танцевала с огромным успехом. Едва она появлялась на сцене, как публика встречала ее аплодисментами, которые не прекращались и по ходу спектакля, а по окончании ее вызывали на поклоны много раз. Иоле станцевала Наренту двадцать два раза. Эту же партию она исполняла на закрытии сезона, прощаясь с неаполитанской публикой.

Подводя итог театрального сезона, один из критиков писал:

«Прежде чем закроются двери „Сан-Карло“, я хотел бы сказать несколько теплых слов о той неутомимой молодой особе, которая приехала в Неаполь скромно, безо всякой помпы, и мало-помалу завоевала публику всех возрастов и сословий своим усердием и трудолюбием. В „Пьетро Микка“ она грациозна и проворна, как оса. В „Наренте“ она являет пример той своеобразной декламации без слов, когда руки и ноги выражают движения души. Таким образом, мастерство хорошей школы в сочетании с превосходным вкусом и темпераментом свидетельствуют в ней о том редком для балета качестве, которое называется сценической интуицией. Если синьорина Торнаги будет и дальше продолжать работать в том же духе, ее ждет дорога триумфов и со временем балетные звездочеты откроют в ней подлинную звезду».

По окончании неаполитанского сезона Иоле отправилась покорять Америку. На одном из спектаклей в «Сан-Карло» ее увидел американский импресарио Томпкинс и пригласил в Новый Свет. Она гастролировала в театрах Нью-Йорка, Бостона и Чикаго.

Америка оказала ей восторженный прием. Ее называли «великолепной Торнаги», «примадонна ассолюта», а один из журналистов предпослал статье о ней цитату из «Двух веронцев» Шекспира: «Такую грацию ей дали небеса, что восхищения она достойна».

Шумная, торопливая Америка со своими «небоскребами» в десять этажей аплодировала европейской грации и красоте итальянской балерины.

«По грациозности движений мадемуазель Торнаги — это Ариэль, как его, должно быть, задумал Шекспир, дух, который ведет вас в безопасное место, быстрый, как ласточка, и такой веселый. Она столь же прекрасна лицом, сколь и формами, настолько же вдохновенна, сколь выразительны ее па. Вы не можете сравнить ее непосредственность и очарование ни с чем из того, что вы видели раньше, но после нее вы сможете оценивать очарование других, сравнивая их с Торнаги», — писал корреспондент газеты «Sundy Herald».

Сразу же по окончании спектаклей поклонники устремлялись в гримерную Иоле. Многие хотели выразить ей свое восхищение. Иоле встречала всех счастливая и свежая, как роза. Единственное, что выдавало ее усталость, было учащенное дыхание. Но она была приветлива и любезна со всеми.

Журналисты были немножко влюблены в нее. Тот же корреспондент «Sundy Herald», воспевавший Иоле стихами Шекспира, наблюдал за ней не только на сцене, но и в жизни, ловил каждое ее движение. Однажды он не смог скрыть своего восхищения.

— Мадемуазель Торнаги, — воскликнул он, — есть ли на свете такая вещь, которую вы не делаете столь изящно?

В другой раз, когда она рассказывала ему о своем обучении в балетной школе «Ла Скала», он снова не удержался: