Семейная тайна - [21]

— Не хочу втягивать Юльку в это грязное дело.

Его поддержал Витюха:

— Правильно. Я бы тоже не стал. Сами справимся. Слушай, Игорь, я надумал о наших делах в таксопарке в молодежную газету написать. У тебя остался телефон парня, к которому ты тогда ходил? Помнишь? С фотокарточкой деда?

Игорь помнил…

___

…В редакции Игоря встретил симпатичный молодой человек в маленьких и круглых очках, похожих на те, которыми пользовалась Бабуля. Игорю казалось, что такие очки безнадежно устарели. Но он переменил свое мнение, разглядев на молодом журналисте фирменные джинсы и майку с изображением зеленого крокодильчика.

Парень, хотя и выглядел пижоном, отнесся к Игорю душевно. Выслушал его рассказ о злоключениях Бабули, вот уже сорок лет безуспешно разыскивающей следы погибшего мужа.

— Вы, конечно, ей активно помогаете… ведь это ваш дед, — с пониманием заметил парень.

— Да, да, конечно, — подтвердил Игорь и покраснел. До сих пор не очень-то много он помог Бабуле.

— Я понимаю ваши трудности. Эти годы — тысяча девятьсот сорок первый и тысяча девятьсот сорок второй — самые тяжелые. К тому времени относится особенно много белых пятен. Но вы не отчаивайтесь. Газета вам поможет. Письмо — обращение к следопытам написали?

— Вот… И фотография здесь.

Парень кивнул и аккуратно положил письмо Игоря на гору других писем, загромождавших стол.

— Запишите наш телефон.

Усаживаясь в машину на свое водительское место, Игорь вспомнил бумажную гору на столе парня и подумал, что скорее всего из его затеи ничего не выйдет. Газета небольшая, а желающих в нее писать вон сколько. Однако, к его удивлению, письмо и фотография довольно скоро были напечатаны. Игорь раздобыл номер газеты, вырезал из нее свое произведение и торжественно преподнес Бабуле. Увидев портрет своего бесценного Ванечки, напечатанный в газете, Бабуля сначала поплакала, а потом расцеловала Игоря.

— Спасибо, Игорек. Уважил старую. Не может быть, чтобы газета не помогла. Человек не иголка, совсем не затеряется. Теперь начнем ждать. Кто-нибудь да откликнется.

На обращение Игоря поступило всего два отклика.

В одном письме, адресованном в редакцию, какой-то отставник бранил газету. Мол, гибель человека на войне обычное дело, что ж тут шум подымать? Как погиб да почему? Кто может ответить на этот вопрос? А если и отыщется ответ, так, может, такой, какого родственникам лучше и не знать. Потому как в войну всякое бывало.

Бабуля и говорит:

— Чует мое сердце, тут о Ване речь идет.

— Да откуда ты, Бабуля, взяла? Так, пустые словеса, обо всем и ни о чем, — возразил Игорь.

Тут Бабуля и призналась.

— Не хотела, Игорек, тебе говорить, а теперь, видно, придется. Ты уж взрослый, поймешь мое горе… Вскоре после войны по селу поползли слухи, будто Ваня нехорошо умер. Кто их пустил — неизвестно. Врагов у Вани было немало, он ведь милиционером был, банду вылавливал, перед законом ставил. Кто-то из обиженных и пустил сплетню.

— Ты же сама говоришь — сплетня.

— А кое-кто за нее уцепился, пошли разговоры: «Нет дыма без огня». Так мне тяжело стало, что я из села в Москву подалась. Дала себе слово до правды доискаться. Может, и этот отставник знает что-то про Ваню, а не говорит?

А второе письмо было и того темнее. В конверте лежал мятый листок, вырванный из ученической тетради. Он был покрыт каракулями. Такое впечатление, будто писал малый ребенок. Строчки косые, идут снизу вверх, а потом бух с горы — и вниз. Письмо содержало проклятия и угрозы какому-то «оборотню, зверю в человечьем облике, сотворившему страшный грех», которому нет прощения ни на этом свете, ни на том…

«Это он погубил вашего деда и мужа. А случилось это в десяти километрах от деревни Соленые Ключи. Под городом Привольском. Коли врачи не зарежут, отпустят душу на покаяние, хоть ползком, а приползу и открою вам глаза».

Бабуля тотчас же принялась отыскивать на письме обратный адрес и фамилию отправителя. Фамилия была «Ерофеев», а адрес отсутствовал.

— Видно, из больницы письмо, — определила Бабуля.

— Что за больница? Часом, не дурдом? — пошутил Игорь, но тут же пожалел о сказанном. Бабуля разгладила мятую писульку как величайшую драгоценность, пронумеровала, положила в папку, а папку в сервант.

___

Вернувшись после собрания в таксопарке домой, Игорь взялся за бабулины бумаги. Тщательно перебрал письма — первое, второе, третье… Вот и газетная заметка с фотографией деда. А где написанное каракулями письмо? Его нет. Куда делось? Уж не прихватил ли его с собой человек, побывавший в квартире на Разгуляе в тот роковой день, когда умерла Бабуля? И зачем ему могло понадобиться это письмо?

На другой день Игорь снова побывал на Сретенке, у Витюхи. Ему не терпелось поделиться с кем-нибудь своими мыслями о пропавшем письме.

Несмотря на поздний час, жизнь в Витюхином доме била ключом. Изольда Павловна играла на пианино, Витюха смотрел телепередачу «А ну-ка, девушки!», а Игнат Гаврилович прибивал к ботинку отставшую подошву.

— Есть хочешь? Может, чаю? — предложил Витюха.

Игорь поблагодарил. Нет, он ничего не хочет. Ему только надо посоветоваться. Услышав об этом, Игнат Гаврилович отложил ботинок, гвоздики и молоток, выразительно посмотрел на жену. Она прекратила играть и вышла в соседнюю комнату. Витюха выключил телевизор.