Семейная тайна - [13]

И еще подумал: «А ведь Веркин дом точь-в-точь так горит, как тот, дядин дом, в котором мы жить собирались. Кровля вмиг вспыхнула, как будто ее бензином облили». Однако мысли оставил при себе.

Все думали-гадали: где погорелица с детьми кров найдет?

Оказывается, нашелся добрый человек.

Года за два до этого появился в сельсовете новый счетовод Викентий Захарович. Горбун. Тихий, вежливый, держал себя с таким умом и достоинством, что заставлял забыть о своем уродстве. Сначала снимал угол, а потом выстроил себе домик на берегу пруда. Вот в этот домик и перебралась со своими детьми Верка Щенова. Говорили, что она оформила развод со своим прежним мужем-пьяницей и вышла замуж за горбуна.

Тут по селу, конечно, поползли слухи: мол, не Верка ли дом свой подожгла, чтобы от старой халупы избавиться, страховку получить да истратить деньги на обзаведение в новом доме? Однако же слухи к делу не подошьешь, а у Верки доказательство: в момент загорания она у Викентия Захаровича в сельсовете была. Хорошо хоть неподалеку от дома, успела прибежать, детей вывести и имущество спасти.

Как-то вечером Ваня пришел с работы домой, сел вечерять, вдруг слышит плач под забором. Он жалостливый был, на всякую беду отзывался. Бросил ложку в миску — и на улицу. Видит, соседская девчонка Феклуша ревет-заливается. Ваня к ней.

— Ты чего? Кто обидел?

А она пуще реветь.

— Да ты что? Скажи!

— Зину жалко.

— Какую Зину?

— Щенову.

— А чего с ней приключилось?

— У нее рука сохнуть будет.

— А может, и не будет!

— Не-е… Зина говорит, что кости повредились.

— Вот беда. Как же так Зина неловко упала?

— А она не упала вовсе.

— А отчего же тогда рука повредилась?

— Ей мамка запиркой как даст по руке!

— Запиркой по руке? Не может быть. А за что?

Феклуша приблизила губы к Ваниному лицу и прошептала:

— За то, что она на чердаке конфету своровала.

Хотя дело было и невеселое, Ваня не удержался от смеха.

— За конфету? Запиркой! Что-то ты, Феклуша, напутала. Иди домой и успокойся. Выздоровеет Зина. До свадьбы рука заживет.

— Правда, заживет? — обрадовалась Феклуша.

— Вот увидишь!

Девочка вприпрыжку побежала к дому, а Ваня призадумался. Он вдруг вспомнил, что при недавнем ограблении продмага в соседней деревне Колодези среди другого был похищен мешок с конфетами «Снежинка». Не выходила у него из головы история с увечьем, нанесенным малолетней Зине. Несоответствие тяжести проступка с жестоким наказанием.

На другой день Ваня облазил все кусты вокруг дома, где жили Верка Щенова и интеллигентный счетовод. Наградой ему была скомканная бумажка из-под конфеты «Снежинка». На чердаке дома, где жил счетовод, произвели обыск. И тут все стало ясно: банду подростков, орудовавших в округе, возглавлял тихоня счетовод. Он наводил своих подопечных на объекты, помогал скрывать и сбывать награбленное. Большая часть доходов от преступного промысла шла к нему. Он же организовал и поджог дома своей сожительницы Верки Щеновой, чтобы получить страховку.

Казалось, всю банду выловили. Однако кое-кто, видно, остался на свободе. Вскоре после процесса Ваню кто-то подстерег в кустах возле дома и огрел сзади чем-то железным, повредив ему позвоночник. Ваня пролежал два месяца в больнице, а потом вернулся в родное село. Манечка получила от него письмо.

— На вот, почитай, — разволновавшись от нахлынувших воспоминаний, сказала Бабуля и, достав из серванта, протянула Игорю исписанный листок.

«Дорогая Манечка!

Извини, что долго не писал тебе. Написать очень хотелось, душа болела и страдала, но слов таких, чтобы все это положить на бумагу, не было. Ты спросишь: «А что сейчас? Откуда эти слова появились?» Оттого эти слова, должно быть, появились, что к прежней боли, душевной, прибавилась новая боль, телесная, а совладать с этим одному невмоготу. Подробности при встрече (я все надеюсь, что встреча наша состоится, а то, что есть между нами нехорошего, пройдет как дурной сон). А сейчас скажу только, что за работу мою милицейскую получил я награду — железным ломиком по спине, провалялся два месяца в районной больнице, а теперь дома, у мамы Анны Сидоровны на излечении, работать пока не велено.

Сидел я в избе, один как пень, и людей не видать, и света белого. Вот и выбрался огородами из дому, чтобы фельдшер Никитич не облаял (за что так про хорошего человека, он же обо мне печется, чтобы отдохнули мои позвонки и на место встали). Мысль у меня была — набрать шиповника. Долго ничего не попадалось. Вдруг в одной из балок гляжу поверх зарослей терновника, а там бурьян, а потом красные пятна, золота блеск, и я понял, что это шиповник. Ринулся вперед, а кусты терновника не пускают, острые иглы цепляются за одежонку да и тело ранят. Тут я и понял, откуда взялось выражение «терновый венец». Слава богу, при мне были рукавицы, я надел и давай рвать бурьян, чтобы высвободить шиповник. Часа два рвал, даже упарился. Работа моя не пропала даром. Два куста шиповника я обнаружил под бурьяном. Пока отыскал этот полезный людям шиповник, сколько исходил. На обратном пути набрел на цельное поле васильков. Глянул, и сердце захолонуло. Вспомнил, как ты, Манечка, сидишь в окошке, подперев щеку белой рукой, и так хорошо, так задушевно поешь: «Ах, васильки, васильки…» Чуть не расплакался. И подумал: а ведь мне без тебя не жить».