Семейная тайна - [12]

— Ладно, ладно. Извини… Я неудачно пошутил, — сказал Игорь. — Иди, я тебя поцелую.

Но Юля от его ласки уклонилась.

Эта сцена произошла на глазах у Бабули.

— Больно, Игорь, строг ты с ней, — сказала она внуку, когда они остались наедине. — Чуть что — фыр, фыр — и в разные стороны. Разве муж с женой так жить должны?

Игорь хмуро ответил:

— Тебе, Бабуля, хорошо говорить… Вы со своим Ванечкой душа в душу жили. А мы иногда друг друга не понимаем, словно на разных языках говорим.

Бабуля села на диван, локоть положила на боковину, в задумчивости подперла рукой лицо.

— Вот ты говоришь: вы душа в душу жили… А знаешь откуда?

Игорь удивился:

— Да разве не так? Ты сама сколько раз говорила…

— Говорила. Мы как поженились, дело на лад пошло, крепко друг за дружку держались. А до того чего только не было! Подумать только, а я ведь было не ушла от него… от Ванечки. От счастья своего сама убежать хотела.

— Как же это случилось, Бабуля?

— После пожара, это когда наш будущий дом вспыхнул и в одночасье сгорел, в обугленные головешки превратился, Ванечку вызвал наш милиционер Сухов. Не знаю, о чем они там гутарили, однако Ванечка после этого к нему зачастил. Я как-то сказала ему: «Что, поджигателя хочешь поймать? Так его и ловить нечего — это Рыжка. Не хотел, чтобы мы с тобой поженились и в доме том жили на виду у всех. У него, у Рыжки, злоба от любви произошла. Вишь, злоба какая, знать, и любовь немалая». Не скрою, хотелось мне таким разговором Ванечку раззадорить, мол, вон, погляди, как твою невестушку любят. На преступление идут! Однако Ванечка не поддался. «Не пойманный, — говорит, — не вор. А не поймали потому, что милиция плохо работает, Сухов один что может? А ничего. Недаром говорится, один в поле не воин». — «А двое вас будет, — всех переловите?» — спрашиваю. «Сегодня двое, завтра четверо. У закона много помощников должно быть. Больше, чем у беззакония». А через полгода Ваня приходит ко мне и сообщает, что Сухов посылает его учиться в школу милиционеров, аж в самую Москву. Не хотелось мне с Ваней расставаться, однако я отговаривать его не стала. Думаю, уедет Ваня в Москву, зацепится там и меня заберет. Мне, честно говоря, хотелось мир посмотреть да себя показать, тем более что здесь, в селе, все одно жить нам с Ваней негде.

Уехал, значит, Ваня. А потом приходит от него письмо. «Приезжай, Маня. У нас в милицейской школе выпускной вечер организуется по случаю распределения на работу, сначала торжественная часть, а после концерт. Приезжай, вместе отпразднуем, да и поженимся».

Я быстро собралась, с близкими и дальними распрощалась. Мол, были мы деревенские, а стали городские. Прощайте, люди дорогие, не поминайте лихом.

Приехала я, значит, в Москву. Ваня в общежитии живет, а я у тетки в коридоре на сундуке. Торжественный вечер с концертом прошел, а распределение затянулось. А я и в ум не беру, живу в свое удовольствие, тетке квартиру уберу и бегаю по городу, глазею во все стороны. Москва!

Настает, однако, день, когда Ваня мой получает распределение. «Радуйся, говорит, Маня, удалось уговорить начальство направить меня к нам в село. Не хотели из Москвы отпускать, еле упросил, да Сухов подсобил, прислал письмо-заявку. В наших краях банда объявилась, дома жгут, магазины да почтовые отделения грабят. Надо порядок наводить. Вот меня и отпустили».

А я стою дура дурой, сказать ничего не могу, только слезы из глаз катятся, крупные, как горох. «Ты что, спрашивает, от радости?» А я в рев: «Что ты, нехристь, удумал? Я в Москву жить приехала, а ты опять в село, воробьев да мух считать. А меня ты спросил? Не нужен ты мне такой, самоуправный. Езжай куда хочешь, а я в Москве остаюсь».

И осталась… Ваня уехал, а я на работу устроилась — кондуктором на трамвай. Живу, поджидаю, когда Ваня одумается и вернется ко мне.

Однако он не вернулся. Не до меня ему было. Банда, которую поминал в своем письме милиционер Сухов, много бед наделала. А напасть на ее след никак не удавалось.

Тут мой Ваня и отличился.

Началось с того, что у Верки Щеновой в одночасье дом сгорел. Жила она в том доме с тремя детишками без мужа… Был он пьяницей, над Веркой издевался, вот она его в тюрьму и засадила. Одни ее ругали — между мужем и женой чего не бывает, это еще не причина, чтобы под суд отдавать. Другие Верку жалели: от мужа-выпивохи, конечно, невелика помощь, но каково одной трех детей растить? Совсем впадет в нищету, бедолага.

Однако, на удивление всем, Верка Щенова вовсе не бедствовала, дети обуты, одеты и сама принарядилась. С каких доходов — неизвестно.

А тут пожар. Ваня был среди тех, кто первым по сигналу на пожар примчался. Подивился: несмотря на поздний час, дети одетые в сторонке стоят. А Верка быстро узлы повытаскивала и сидит на них. Ваня сгоряча вбежал в горящий дом — посмотреть, не осталось ли какого добра, видит: все голо. И когда это Верка успела все упаковать и вытащить? Дом-то весь занялся, вон уж кровля трещит, сейчас рухнет.

Ваня слышит: Верка младшей, Зинке, говорит: «Ну-ка отогни картонку, погляди, елочные игрушки там?» Зинка отвечает: «Тута!»

«Ишь ты, — думает Ваня, — даже елочные украшения не забыла. Всем бы такое хладнокровие иметь».