Семейная хроника - [28]

Борис робко обнял жену, пытаясь её поцеловать, но она резко отстранилась и сказала холодным тоном: «Борис, я счастлива, что пережила свою любовь к тебе, ты совершенно чужой для меня человек, я не хочу начинать всё сначала: обманув меня однажды, ты можешь сделать это ещё не раз. Я не хочу быть опять твоей женой; что же касается детей, ты можешь изредка навещать их, я не вправе тебе отказать, а сейчас уходи». Борис попробовал ещё раз прижаться к жене, но её поведение, взгляд были столь красноречивы, что ему стало не по себе. Он быстро вышел из кабинета.

На следующее утро Борис уехал в Москву. Ольга была рада отъезду мужа. Приняв решение, она считала, что поступила правильно. Она была уверена, что Борис сумеет устроить свою жизнь, он ещё молод и красив, а на свете оставалось ещё так много богатых женщин.

Ольга опять вернулась к письму…

«…Я в деталях помню все дни и часы, которые мы были рядом. Особенно нашу первую совместную поездку. Был теплый осенний день, солнце светило ярко, но в воздухе уже чувствовалось приближение холодов. Ты сидела такая смешная с мольбертом под большим зонтиком и напоминала мне яркую бабочку, невесть откуда взявшуюся на этой осенней поляне. Я бросил свой этюд и принялся писать тебя такой, какой мне представлялась сама любовь: тихая, нежная, печальная девушка с большими, серыми, выразительными глазами. Меня покорило в тебе всё, и сразу ты стала моим кумиром, моей музой, моим божеством на долгие годы. Я боялся не то чтобы обнять, а даже прикоснуться к тебе. Я понимал, что ты не можешь быть ничьей женой или любовницей, ты святая, а святые не бывают ни женами, ни подругами. Моё восхищение увеличивалось с каждым днём нашего знакомства. Чем больше я тебя узнавал, тем больше понимал, как несовершенен мир и как совершенна ты. Ты удивительно умеешь слушать, не перебивая, ты просто внимаешь каждому слову или сидишь рядом, может быть думая в эту минуту о чём-то, только тебе известном.

Твои картины, возможно, были не очень талантливы, но в них всегда ощущалось столько душевного тепла, что они невольно привлекали к себе взгляд, даже на фоне работ известных мастеров. А твои музыкальные и литературные вечера! Ни один модный салон в Петербурге никогда не сравнится по искренности и теплоте приёма с твоими вечерами, где каждый чувствовал себя как дома, мог приехать и подолгу жить у тебя со своими друзьями, и ты никогда не требовала ни платы, ни поощрений. Мои друзья были влюблены в твой дом, а я же был влюблен в тебя. Я рвался в ваш город при любом удобном случае. Мои картины, написанные там, пронизаны светом любви к тебе. А твои письма, я читал их и улыбался, вспоминая твоё милое лицо, твою улыбку, твою привычку чуть высовывать язык, когда ты что-то увлечённо делала: писала, или шила или музицировала. Это было от старания, от желания сделать всё хорошо. Я храню все твои письма и, чтобы не скомпрометировать тебя, взял их с собой на фронт, а может быть, мне просто приятно перечитывать их раз за разом, вспоминая в деталях все наши встречи, или же они просто будут моим талисманом и смогут уберечь от пуль и снарядов.

Меня всегда удивляло, как в тебе уживаются два совершенно разных человека – чистая юная творческая натура и деловая женщина, хозяйка крупной фабрики. Я всегда ревновал тебя к этой фабрике. Мне хотелось, чтобы ты бросила все свои заботы и оставалась всегда с нами – и мыслями, и душой. Но я понимал, что у тебя дети, они требуют внимания, заботы, средств для своего развития и воспитания…».

Ольга отложила письмо. Она снова думала о детях.

Дети росли. Серёжа отлично учился, проявлял интерес к математике. Танюша была гораздо слабее и в знаниях, и в прилежании. Ей, как и Ольге, больше нравилось музицировать, рисовать, читать стихи. В ней рано начал проявляться актерский талант. Она выступала на всех праздниках, которые были в гимназии. Да и дома по вечерам устраивала небольшие спектакли. Сама была режиссёром, актером и костюмером. Серёжа отказывался играть в спектаклях. Она приглашала подруг и друзей.

В доме всегда было многолюдно. Днём приходили в гости дети. Наталья Дмитриевна отдавала им всё свободное время. Она была в восторге от внуков, и всё, что они делали, казалось ей блестящим. Наталья Дмитриевна искренне переживала во время Таниных спектаклей, хлопала громче всех и дольше всех. Сама не раз выступала на сцене, играя мужские и женские роли. Сережа также был активным зрителем. Он, как и бабушка, не скрывал своего восторга от способностей сестры.

Вечером к Ольге приходили друзья и подруги. У них часто гостили известные музыканты, писатели, актеры, приезжавшие на гастроли в город. Никому не было тесно. Даже если хозяйки не было дома, все устраивались в столовой, пили чай, оживленно беседовали. Кто-то играл на рояле, кто-то читал свои стихи. Обсуждали и политические новости, потом постепенно от политики опять переходили к искусству. В доме всегда кто-то гостил. Посещали дом и родственники знакомых, и знакомые родственников. Наталье Дмитриевне стоило больших трудов накормить всех, самовар ставили по несколько раз. Прислуга жаловалась на свою тяжёлую долю, но никто не просил расчёт.