Семеро против Ривза - [17]
К полудню мистер Ривз очутился в небольшой деревушке на Темзе. У моста стоял соблазнительный кабачок, беленький, с розовыми гиацинтами в ящиках на окнах. Возле самой реки, на большой лужайке, белели круглые столики с прислоненными к ним белыми железными стульями. Мистер Ривз поставил машину, осведомился, сможет ли он позавтракать ровно в час, и пошел прогуляться по бечевнику.
Вода в реке стояла высоко и была грязная; она почти бесшумно скользила меж берегов, причудливо изменчивая, вдруг закипавшая воронками и водоворотами. У дорожки росли маргаритки. Мистер Ривз сорвал одну, внимательно осмотрел ее желтую сердцевинку и нежные белые лепестки с розоватым отливом. Из семейства сложноцветных. А может быть, нет? Мистер Ривз что-то запамятовал, какие у них отличительные черты. Он продел цветок в петлицу и продолжал путь, прислушиваясь к доносившейся издали еле уловимой песне жаворонка. Мимо медленно проплыл лебедь, сильными ударами могучих лап прокладывая себе путь наперерез стремнине. Осторожно, не надо ему мешать, а то еще разозлится, набросится, взмахнет крылом и перебьет тебе ногу. Поразительная силища! А может, это все басни? На реке показалась байдарка — какой-то юноша лениво покуривал в ней сигарету, лишь время от времени опуская в воду весло, чтобы легкая скорлупка не отклонялась от курса. Мистер Ривз рассеянно проводил ее взглядом, пока она не исчезла под мостом. Пройдя еще немного, он снова остановился — понаблюдать за рыболовом. Мистер Ривз терпеливо наблюдал за ним, а тот терпеливо удил рыбу. Но рыба все не клевала. Вдали по-прежнему пел жаворонок.
Мистер Ривз зевнул и посмотрел на часы. Всего лишь пятнадцать минут первого! До ленча оставалось еще три четверти часа, а мистер Ривз уже проголодался. Почему надо есть именно в час? А не тогда, когда ты голоден? Теперь уже поздно менять привычки, подумал он, зато — и от одной этой мысли сразу воспрял духом — можно пойти в бар и выпить.
Не прошло и пяти минут, как мистер Ривз уже заказывал полпинты горького пива. Кроме него, в баре был лишь молодой человек с круглой физиономией и коротко подстриженными желтыми волосами, либо не знакомыми с гребенкой, либо не желавшими ей подчиняться. На нем был твидовый пиджак в крапинку, с залатанными кожей локтями, широкий черный галстук и старые, обвисшие брюки из шерстяной фланели; на столике перед ним лежала книга, которую он читал, и стояла пустая пивная кружка. Мистер Ривз отметил про себя эти детали, в простоте душевной разглядывая молодого человека и недоумевая, зачем ему понадобилось читать книгу в баре. Не найдя ответа на сей вопрос, мистер Ривз отпил немного пива и снова посмотрел на посетителя. Книга была явно не по вкусу молодому человеку, ибо он хмурился, и уголки его рта время от времени презрительно подергивались. Такое впечатление, подумал мистер Ривз, точно он знает, что за ним наблюдают, и нарочно выламывается.
Не желая быть назойливым, мистер Ривз принялся изучать наклейки на бутылках, выставленных за стойкой бара. Интересно, мелькнуло у него, какой вкус у Куста [16] и почему совершенно прозрачный напиток называется «Молочный пунш»? Он вспомнил, что пил как-то вечером ромовый пунш в «Чеширском сыре». Покончив с пивом, мистер Ривз снова посмотрел на незнакомца и обнаружил, что теперь и тот уставился на него. Поймав на себе взгляд мистера Ривза, молодой человек хлопнул ладонью по раскрытой книге и с жаром заявил:
— Наш мир с каждым днем становится все глупее!
— Прошу прощения? — произнес мистер Ривз, до крайности пораженный этой сентенцией.
— Я говорю, что наш мир с каждым днем становится все глупее.
— В самом деле? — неуверенно спросил мистер Ривз.
— А вы оспариваете этот факт?
— Я… я, право, не знаю, — сказал мистер Ривз, пытаясь собраться с мыслями. — А почему вы так считаете?
— Думается, это очевидно даже для самого примитивного интеллекта, — не без издевки изрек молодой человек. — Вы, должно быть, верите в прогресс?
— М-м, — неуверенно начал мистер Ривз, — по-моему, вокруг нас достаточно тому доказательств. Автомобили, самолеты, радио и все прочее…
— И вы называете это прогрессом? — саркастически осведомился молодой человек. — Я это называю бессмысленным осложнением жизни. Подлинный же прогресс должен означать непрерывный подъем общего уровня интеллекта. А разве мы наблюдаем нечто подобное? Нет, не наблюдаем. Сейчас средний человек так же глуп, как, скажем, средний человек в мрачные времена феодализма или в эпоху каменного века.
— Что-то не пойму, как вы можете так говорить, — возразил мистер Ривз. — Вы же никогда не видели тех, кто жил в средние века. Откуда вам знать, глупые они были или не глупые?
— Мы можем это предположить, — сказал молодой человек. — Как можем предположить и то, что в ту пору куда меньше болтали и писали всякой ерунды, чем сейчас, не было этого потока идиотских книжонок, отвлекающих внимание публики от немногих настоящих писателей! — И он снова хлопнул ладонью по книге. — Читали вы, например, эту нелепицу?
— А что это такое? — вежливо осведомился мистер Ривз.
— «Слово в защиту всеобщего мира». Нет вы только подумайте!
Ричард Олдингтон – крупный английский писатель (1892-1962). В своем первом и лучшем романе «Смерть героя» (1929) Олдингтон подвергает резкой критике английское общество начала века, осуждает безумие и преступность войны.
В романе английского писателя повествуется о судьбе Энтони Кларендона, представителя «потерянного поколения». Произведение претендует на эпический размах, рамки его действия — 1900 — 1927 годы. Годы, страны, люди мелькают на пути «сентиментального паломничества» героя. Жизнеописание героя поделено на два периода: до и после войны. Между ними пролегает пропасть: Тони из Вайн-Хауза и Энтони, травмированный фронтом — люди разного душевного состояния, но не две разомкнутые половины…
Леонард Краули быстро шел по Пикадилли, направляясь в свой клуб, и настроение у него было превосходное; он даже спрашивал себя, откуда это берутся люди, недовольные жизнью. Такой оптимизм объяснялся не только тем, что новый костюм сидел на нем безупречно, а июньское утро было мягким и теплым, но и тем, что жизнь вообще была к Краули в высшей степени благосклонна…
Значительное место в творчестве известного английского писателя Ричарда Олдингтона занимают биографии знаменитых людей.В небольшой по объему книге, посвященной Стивенсону, Олдингтон как бы создает две биографии автора «Острова сокровищ» — биографию жизни и биографию творчества, убеждая читателя в том, что одно неотделимо от другого.
Стояла темная облачная ночь, до рассвета оставалось около часа. Окоп был глубокий, грязный, сильно разрушенный. Где-то вдали взлетали ракеты, и время от времени вспышка призрачного света вырывала из темноты небольшое пространство, в котором смутно вырисовывались разбитые снарядами края брустверов… Сегодняшняя ночь словно нарочно создана для газовой атаки, а потом наступит рассвет, облачный, безветренный, туманный – как раз для внезапного наступления…
Лейтенанту Хендерсону было немного не по себе. Конечно, с одной стороны, неплохо остаться с основными силами, когда батальон уходит на передовую. Довольно приятная перемена после четырех месяцев перебросок: передовая, второй эшелон, резерв, отдых. Однако, если человека не посылают на передний край, похоже, что им недовольны. Не думает ли полковник, что он становится трусом? А, наплевать!..
Сатирическая повесть, повествующая о мошенниках, убийцах, ворах, и направленная против ложной и лицемерной филантропии. В некоторых источниках названа первым романом автора.
Книга «Поизмятая роза, или Забавное похождение прекрасной Ангелики с двумя удальцами», вышедшая в свет в 1790 г., уже в XIX в. стала библиографической редкостью. В этом фривольном сочинении, переиздающемся впервые, описания фантастических подвигов рыцарей в землях Востока и Европы сочетаются с амурными приключениями героинь во главе с прелестной Ангеликой.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу вошли лучшие рассказы замечательного мастера этого жанра Йордана Йовкова (1880—1937). Цикл «Старопланинские легенды», построенный на материале народных песен и преданий, воскрешает прошлое болгарского народа. Для всего творчества Йовкова характерно своеобразное переплетение трезвого реализма с романтической приподнятостью.
«Много лет тому назад в Нью-Йорке в одном из домов, расположенных на улице Ван Бюрен в районе между Томккинс авеню и Трууп авеню, проживал человек с прекрасной, нежной душой. Его уже нет здесь теперь. Воспоминание о нем неразрывно связано с одной трагедией и с бесчестием…».
Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881—1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В первый том вошел цикл новелл под общим названием «Цепь».