Семеныч - [3]
— Стой, стой…
Сунув табакерку в карман, он хватается за резец и почти бегом направляется к точилу. Ему кажется, что если удачная мысль ускользнет, то он уже никогда ее не поймает. Теперь он ведет заточку с учетом предыдущего опыта. Не тонкий конец, а более массивная часть резца должна сначала врезаться в крепкую сталь. Устанавливая резец на станке, он с тревогой спрашивает себя: «А что, если ошибся? Ограничится ли все одной поломкой резца? Может, пострадает и сам станок, на котором я отработал столько лет без поломок?» При одной мысли об этом старику становится не по себе. Но, вспомнив, как он называет про себя, «опасную» работу скоростника Анохина, Семеныч все-таки решается рискнуть, и, еще раз проверив установку резца, он, не снимая руки с выключателя, осторожно пускает строгальный. Из-под резца, синея и дымясь от нагрева, ползет невиданной толщины стружка. Расширенными от волнения глазами старик смотрит на нее. Кажется, вот-вот резец разлетится в куски. Но один проход уже сделан, а резец, сверкая лезвием, стоит, как новый! Семеныч, облегченно вздохнув, отирает с лица пот. Не дав как следует остыть стружке, подхватывает ее и, перекатывая с ладони на ладонь, осматривает.
— Так, так, та-а-ак… пойдет дело, пойде-е-ет…
Он уже смелее включает станок, а сам берется за масленку:
— А ну давай, старый, вывози… Еще маленько… Так, так… Ходом пошло, ходом… Давно бы так-то…
Часа через два штамп был обстроган окончательно.
От такого успеха Семеныч теряется. И, вместо того чтобы снимать готовый штамп со станка, он как-то бестолково топчется на месте. Успокоясь немного, старик осматривается по сторонам и тут только замечает подошедшего парторга. Подняв с попу кусок стружки, тот с интересом рассматривает ее.
— Ты что это, Михаил Трофимыч, аль диковинку какую нашел?
Парторг прикидывает на руке вес стружки…
— Да вот гляжу, больно уж стружечка у тебя увесистая!
Семеныч лукаво прищуривается:
— А что, разве нельзя?
— Очень даже можно… Только вот мне непонятно, как ты исхитрился?
— С перепугу это я…
— Ты все шутишь, старина, а я серьезно….
— А я-то что же, смеюсь, что ли? Обещали комсомольцы в газете пропечатать? Обещали! Скорости, видишь ты, у меня, у старого черта, маловато… Ну, я и тово…
— Не слыхал я что-то про это…
— Станут они тебя спрашивать! Сами с усами!
— И давно ты так приладился?
— Да вот штампик, как видишь, отделал…
— И все молчком?
— А чего орать? Сперва работу покажи, а потом и людей вводи в раж!.. Так я понимаю…
Семеныч усмехается. Он снимает со станка штамп и проделывает это так усердно, будто ничто другое на свете не занимает его. Однако это не мешает ему заметить, что парторг, уходя, кладет себе в карман кусок стружки, которую он до этого с таким интересом рассматривал.
Получив отметку контролера, что работа принята, Семеныч подходит к мастеру.
— Ты что? — спрашивает тот. — Все упрямишься? Резцы никак не найдешь?
— А на кой они мне прах? Без них обошелся…
— Ну, вот видишь, а шумел, — наставительно выговаривает мастер. — Ну, а ко мне зачем пришел?
— А то и пришел, что кончил!..
Семеныч отводит глаза в сторону, а сам искоса наблюдает, какое впечатление произвели его слова.
— Что кончил?
— Что, что!.. Работу, конечно….
— Как? Всю?!
— Ну, известно, всю!
На момент взгляды их встречаются.
— Постой… Да ты шутишь, что ли? — недоумевает мастер. — Я помню, там расценок — тридцать часов?..
— Был, да сплыл!..
— Нет, нет… — мастер встает из-за стола. — Ты мне что-то загибаешь, старик! Не вредно будет и взглянуть…
Он идет следом за Семенычем. Озадаченно рассматривает готовый штамп на полу. Как бы не доверяя глазам, легонько проводит по нему рукой.
— И обстроган прилично!
— Прилично!.. — вскипает Семеныч. — А ты мою плохую работу когда видал?
— Нет, ты там как хочешь, старик: обижайся, не обижайся, — говорит мастер, — а ты все-таки мудрец! Ей-богу! И, главное дело, все втихую… Гляди ты, какая стружка! Мудрец и есть!
Однако начать новую работу Семенычу так и не удается. Он еле успевает установить ее на станке, как его вызывает начальник.
— И зачем я ему понадобился? — с напускным удивлением говорит старик. — Только от работы отрывают!
Семеныч одергивает на себе полушубок, расправляет усы и не спеша уходит. Перед дверью в кабинет останавливается. Потом несмело толкает ее. В образовавшуюся щель видны сидящие за столом начальник и главный инженер завода. Парторг стоит у окна с папиросой в руке. Семеныч пятится от двери, желая выждать, пока уйдет главный инженер, но начальник уже заметил его и делает знак войти.
— А, Семеныч!.. Ждем тебя, ждем…
Старик, войдя, останавливается около дверей.
Главный инженер, мельком взглянув на него, берет с письменного стола кусок синей с фиолетовым отливом стружки. Семеныч сразу узнает ее.
— А вы знаете, это действительно что-то феноменальное! — говорит главный инженер. — Тем более для строгального!..
Начальник жестом предлагает Семенычу подойти поближе.
— А вот вам и виновник торжества!
— Скажите, — главный инженер с неожиданной для его полного тела живостью повертывается к Семенычу, — а как станок? Ничего?
— Станок-то? Вроде как ничего… Тут, видишь ты, заточку особую надо…
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Имя Льва Георгиевича Капланова неотделимо от дела охраны природы и изучения животного мира. Этот скромный человек и замечательный ученый, почти всю свою сознательную жизнь проведший в тайге, оставил заметный след в истории зоологии прежде всего как исследователь Дальнего Востока. О том особом интересе к тигру, который владел Л. Г. Каплановым, хорошо рассказано в настоящей повести.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».