Семьдесят минуло: дневники. 1965–1970 - [48]

Как любой умеет играть в шахматы, так же любой может осмелиться на коллаж — здесь, как и там, из миллионов почти ни один не достигает звания мастера. Брейгель изображает преисподнюю аллегорически, то есть притчей; это может удовлетворить дух. Напротив, Босх распознавал внутреннее родство вещей на уровне атомов. Перед нами старое различие между «это означает» и «это есть».

Уравнивание исторического мира наукой и порожденной ею механикой оставляет после себя хотя и демифологизированный, но призрачный ландшафт, в котором невозможно ничего и возможно все. Экспрессионизм тесно связан с мировыми войнами; он типичен для эпохи. Пацифист потом тоже рисует взрывными мазками. Сюрреализм порождает картины, как в Тигровом парке. Я бы не удивился, встретив здесь фигуры Макса Эрнста, который, впрочем, работал в Сингапуре.

* * *

Упрямство, с которым мы стремились в музей жадеита, было вознаграждено. Коллекция размещалась на большой вилле; китайский хранитель провел нас по залам, к сожалению, я не очень много понял из его объяснений.

Исключительная ценность, которую китаец придает жадеиту, должно быть, имеет непосредственные причины, объясняющиеся не только тем, что он красив и легко обрабатывается. Оценка подобна той, которая среди металлов выпала на долю золота, а среди минералов на долю горного хрусталя, и которую Альберт Великий[181] называет их тайной. Говорят, что это еще и сегодня можно почувствовать при виде этих поверхностей — некоторые напоминают луну, другие мхи, рассыпанный пепел, замутненные водорослями пойменные озера. Никакого сомнения, камень смотрит на нас и излучает глубину, от которой начинаешь грезить.

Знание таких сил пропало, равно как и знание лекарственных растений. Они были открыты не экспериментами, а непосредственным отношением. Признаком потери является то, что используются они уже не в культе, а находят банальное применение, проходя еще последующую механическую переработку. Эстетика и польза перевешивают оригинальную силу. Архаичны рыбы и цикады, которых клали покойникам на глаза. Красота драгоценностей и скульптурных произведений выигрывала от столетия к столетию и достигла своего апогея в восемнадцатом веке.

Тот, кто хотел бы исследовать геологию и историю жадеита, найдет здесь свою Мекку; нет богаче организованного места. Наряду с жадеитом представлены и другие минералы, которые пригодны к созданию аналогичных произведений: малахит, яшма, коралл, лазурит и розовый кварц. Большие витрины заполнены ими. Несколько кусков упали и разбились — как нам сказал хранитель, вследствие землетрясения.

Жадеит, имя которого носит здание, представлен сырыми глыбами и в разнообразной обработке. Жадеит белый и золотой, мшисто - и яблочно-зеленый, амбра - и дымчато-серый — кроме того переходы всех оттенков. Мы можем, так же, как у некоторых цветов и насекомых, выхватывать лишь заметные варианты. А подобрать названия всему этому разнообразию изначально кажется нереальным.

С любителем здесь могло бы произойти то же, что с персонажем китайской сказки, который, когда принцесса открыла лицо, упал в обморок. Я увидел рыбу из зеленого жадеита, на плавниках переходящего в золотой. Кроваво-красная ваза с шестью колокольчиками, включая кольцо, на котором колокольчики эти висели, была вырезана из цельного куска — позднее творение высшего совершенства. Два белых слона стояли рядом со вскинутыми хоботами, концы которых грациозно соприкасались друг с другом. Должным образом рассмотреть маленькие, добытые из могильников кольца и амулеты у нас не хватило времени.

Если я правильно записал, коллекция составлена по стилям династий Тань, Сун, Юань, Мин и Цинь. Но классификация их затруднена тем, что здесь, как и в Японии, старые формы точно копировались во все времена.

Атмосфера не столько музея, сколько богатого частного дома. Кроме того, мы были там единственными посетителями. Грот сокровищ. Медичи удалось похожее именно в том, что касается камней. Перед входом нас задержали заклинатели змей; я обнадежил их, что мы остановимся при возвращении — тем временем разразилась гроза, и они убрались прочь со своими корзинками. Опять упущенное зрелище; надеюсь, мы наверстаем это на Цейлоне.

* * *

В Ботаническом саду. Как некоторые города кажутся изваянными из цельного камня, так эти тропические парки — из девственных лесов. Табличка у входа предупреждала не связываться с обезьянами; они совсем не ручные. Мне пришлось на деле убедиться в справедливости упомянутого предупреждения, когда я раздавал им из пакета земляные орехи. Я не протягивал их обезьянкам, вскоре собравшимся вокруг нас, а бросал им орехи подальше. Это были забавные существа с золотисто-карими глазами, все левши. Засмотревшись на них, я вдруг почувствовал удар, как будто на спину мне прыгнул демон, — это была старая обезьяна, вероятно, обезьянья мать; она вырвала у меня пакет и спустя мгновение снова сидела на своем дереве, где с удовольствием принялась один за другим поедать орехи, бросая вниз скорлупу. Наверно, это был испытанный прием, который она проделывала с каждым новичком. Нечто похожее происходит с Синдбадом-мореходом. Каждый остров, на который он высаживается, готовит ему новую ловушку.