Семьдесят минуло: дневники. 1965–1970 - [20]

То был странно половинчатый или удвоенный мир, царство земноводных существ после всемирного потопа или в лагуне каменноугольного периода. Ил был средой их обитания. Некоторые из этих созданий вышли из воды, другие хотели туда вернуться. И Протей был во всем, витал в воздухе, как будто становление то концентрировалось в одной точке, то становилось безвременным и растворялось в жизненном потоке: в восходящих испарениях, которые смешивались с падающими каплями, в бурлении и кипении водоемов, в извержении крошечных кратеров из иловых отмелей — тысяча признаков скрытой, едва уловимой органами чувств деятельности. И все опять смолкало.

* * *

К этому нужно прийти. Детальное знание скорее вредно, даже разрушительно. Проницательные мозги проложили трассу, которая сковывает дух, переводит его на экономические и технические рельсы и вредит знанию, преследующему более высокие цели. Художник, поэт, возвысившийся над материалом знания мыслитель должен одновременно больше и меньше, он должен видеть другими глазами.

Художник, который, например, хотел бы дать идею болота, должен избегать подробностей, или, если он приводит их, понимать их значение; о тайне нужно догадываться. Здесь есть маленькие и огромные тупики. Фридрих Георг: «Чем больше нарастает проницательность, тем больше исчезает смысл».

* * *

В письме Монике Озоно: «Что касается мавританцев, Вы на верном пути.

Мавританец: выросшая из почвы (автохтонная) власть утратила свои корни; теперь она имитируется математически-интеллектуальным способом, подменяется псевдоморфозой.

Аладдин — настоящий (наивный) властитель. Поэтому мавританец не может без него обойтись. Смотри также Ставрогин (Аладдин) и Степан Степанович (мавританец). Мавритания также крайняя римская провинция. („Пустыня ширится“.) Но мавританцы больше, чем чистые техники. Смотри их отношение к „точечной должности“, чисто техническому учреждению в „Гелиополе“.

В отшлифованном виде „Гелиополь“ предстал в десятом томе моего полного собрания сочинений. Необходимо, пожалуй, провести сравнение со старой редакцией. Мавританцы в тесном кругу радуются известному уюту. Смотри „Изобретатель“ („Сердце искателя приключений“, вторая редакция) или еще завтрак в „Голубом пилоте“, равным образом прохождение мимо выставленного Ландфогтом трупа. Проконсул в „Гелиополе“ воплощает последнюю легальную власть, Ландфогт — чистого техника. Мавританцев можно везде обнаружить на вершинах (или невидимыми за ними), они занимаются „высшей математикой“».

СИНГАПУР, 20 ИЮЛЯ 1965 ГОДА

Утром корабль встал на рейде Сингапура. У нас была короткая остановка; на обратном пути должно быть иначе. На сей раз для Львиного города есть только три часа. В таком случае лучше всего посетить самую высокую точку, чтобы увидеть панораму. Здесь это гора с двумя высокими радиомачтами. Оттуда можно хорошо обозреть город и остров, а также гавань, которая идеально сочетает размеры и безопасность. Если Наполеон назвал гавань Ля Специи достаточно вместительной для всех военно-морских флотов Европы, то здесь можно распространить это мнение на флоты всего мира.

Во всяком случае, мы составили несколько более или менее полезных впечатлений о городе. Нашим водителем был дородный китаец по имени Питер, который обладал опытом и знаниями. Он удивительно много знал об исторических, этнических и социальных хитросплетениях, а также о зданиях, мимо которых мы проезжали, и их архитектуре. При этом его не нужно было заставлять говорить, свои проезды через невероятную толчею машин и людей он сопровождал беспрерывным монологом. Его формулировкам была свойственна непреложная уверенность; они звучали одновременно вежливо и авторитетно. Это напомнило мне мышцу, которая, сначала мягкая и эластичная, становится все тверже и тверже, не изменяя своего существа, — но сверх того порождая догадку о том, что она способна еще на совершенно другие вещи.

В области ботаники он тоже оказался сведущим человеком; он называл имена деревьев, кроны которых возвышались над стенами садов, среди них равеналу, сразу бросившуюся мне в глаза: дерево путешественников[101]. Оно раскрывает гигантские листья правильным веером. Это дерево росло и перед виллами, и в Ботаническом саду, который мы пересекали, и всякий раз оно обращалось ко мне словно щеголяющий распушенным хвостом павлин.

Иногда я представляю себе, что растения «входят» в образ. Семейство Musaceae[102] предстало бы тогда в трех ипостасях: как муза, кормящая народы бананами, как стрелиция[103], цветок райской птицы, и как эта равенала, дерево путешественников.

Невдалеке от Ботанического сада находится музей жадеита[104], который мы с удовольствием посетили бы, поскольку его собрание экспонатов, созданных из этого столь ценимого повсюду китайцами камня, считается красивейшим в мире. Мы надеемся увидеть его на обратном пути.

По некоторым улицам китайского квартала мы могли проехать только в темпе улитки, поскольку люди образовывали почти сплошную массу. Навстречу нам протискивались ручные тележки, рикши и машины, от которых приходилось уклоняться в щели между торговыми лотками. Несмотря на то что солнце заслоняли плотные драпировки развешенного белья, флажки с надписями и рекламой, было очень жарко.