Семь женщин - [5]

Аврам Гершкович был невысокого мнения о Ли Шнеевайсе. Он не считал его значительным человеком. В клане Гершковичей всем подобало быть значительными людьми.

У Аврама были острые белые зубы, зычный голос и горящие черные глаза. Стройный, ни грамма лишнего веса. Он был известным в стране адвокатов, человеком, который сделал себя сам. Он защищал тех, кого невозможно было оправдать. Его часто показывали в новостях. Он стоял на ступенях здания какого-нибудь суда и говорил: «Это решение — победа правосудия в нашей стране». Многие считали его столпом морали. Другие называли циником, которому плевать на виновность и невиновность и которого интересует только победа. Грета знала, что в ее отце есть и то, и другое.

Авраму Гершковичу исполнилось сорок, когда он женился на матери Греты, Марушке. Марушка была двадцатипятилетней полькой с нежными глазами. Она родилась в Аушвице за два года до прихода русских. Ее отец, профессор-этнолог, погиб в газовой камере за неделю до ее появления на свет. После войны мать Марушки тихо сошла с ума, а Марушка выросла в нескольких приютах. Эта история глубоко тронула Аврама. Он должен был спасти эту женщину, он должен был подарить ей красивую жизнь. Вдохновленный этой мыслью, он стряхнул с себя первую семью, словно листья, упавшие на свитер. Когда родилась Грета, он был без ума от нее. Она стала для него началом новой жизни — жизни, возродившейся из пепла. Образно выражаясь, он держал дочь над волнами на берегу. Грета и он были неразлучны. Бессознательно, словно распускающаяся почка, Грета переняла от отца ненасытность к жизни и стала инстинктивно сторониться печальной нежности матери, от которой исходил едва уловимый запах смерти. Потом, когда Грете исполнился двадцать один год (к тому времени она была амбициозной и строптивой студенткой юридического факультета), она, как обычно, приехала в Нантакет на летние каникулы с потрясающей новостью: ее статью об уголовных наказаниях должны были опубликовать в «Гарвардском юридическом журнале». Бросив сумки в прихожей, пропитанной с детства знакомым запахом мускуса и сухих цветов, она с видом победительницы вбежала в гостиную. Ее отец стоял у окна и смотрел на спокойное море. Легкий ветерок шевелил желтые шторы. Аврам обернулся и устремил на свою обожаемую дочь взгляд, наполненный незнакомой болью. Грета почувствовала, что она что-то прервала. На диване в другом конце комнаты, подперев голову руками, сидела молодая женщина. Она смотрела на Грету. У женщины были зеленые глаза, тонкие черты лица и темные курчавые волосы. Стройную гибкую фигуру подчеркивали белые льняные брюки и полосатая хлопковая футболка. У Греты до боли засосало под ложечкой.

— Где мама? — спросила она.

— Наверное, в кухне, — тихо ответил отец.

Грета повернулась и, едва шевеля ногами, пошла на кухню. Марушка стояла посередине кухни, беспомощно опустив руки. Ее хрупкая фигурка была изящной, как у танцовщиц Дега. На лице застыло выражение оторопелого смирения. Будто бы ей наконец вручили смертный приговор, которого она ожидала всю жизнь. Грета подошла к матери и обняла ее. Марушка стала такой легкой, почти бестелесной… Казалось, она вот-вот распадется на части в объятиях Греты.

После развода родителей Грете было трудно сосредоточиться на учебе. Она отрешенно бродила по кампусу, часами сидела в кафе и смотрела в одну точку. Она перестала общаться с отцом и возвращала конверты с чеками, которые он присылал каждый месяц. А потом, в один прекрасный день, она бросила университет. Все потеряло для нее смысл. В ноябре этого года у Марушки обнаружили рак. Грета вернулась в Нью-Йорк, чтобы жить с ней, работала в нескольких журналах. В Нью-Йорке она завела пару любовников, но они ее бросили. Марушка умерла. Новая жена Аврама родила девочку. Потом одна подруга из Гарварда познакомила Грету с Ли. После первого же разговора с Ли Грете захотелось быть с ним все время. Он говорил с грубоватым акцентом выходца из американской глубинки, и она, слушая его, чувствовала себя в безопасности. То, что Ли напрочь был лишен амбиций, казалось ей высшим проявлением духовности.

Аврам воспринял новую жизнь Греты как личное оскорбление. Его восхитительная, талантливая дочь отдала себя какому-то ничтожеству! Ее простоватый дружок со Среднего Запада представлялся прямым доказательством вендетты, которую объявила ему Грета.

В ночь перед свадьбой Грете приснился сон.

Она была в доме в Нантакете с Ли и отцом. Они вместе смотрели вечерний выпуск новостей, и вдруг отец небрежно проронил: «Думаю, после ужина я покончу с собой».

«Неплохая мысль, — сказал Ли, одарив Грету обожающим взглядом. — А я убью Грету».

Во сне Грета попыталась улыбнуться, хотя была напугана. Выскочив из дома, она помчалась к полуразвалившемуся амбару на вершине небольшого холма. Смеркалось. Тяжело дыша, она вбежала в амбар и мгновенно поняла, что это кибуц. За высоким столом стоял полный, неопрятно одетый мужчина.

«Пожалуйста! — воскликнула Грета. — Помогите мне! Мой жених хочет меня убить! Мне нужно позвонить в полицию. Можно воспользоваться телефоном?»

Мужчина раздраженно поднял трубку и набрал девять-один-один.