Семь женщин - [39]
Нэнси вскакивает и бежит через ванную в комнату Сары Грин. Она робко поворачивает дверную ручку. Не заперто. Она открывает дверь. Сара спит, повернувшись лицом к стене. Ее красная записная книжка лежит рядом с кроватью, одежда свалена грудой на стуле. Нэнси бежит к кровати. Окно открыто. В комнату влетает поток воздуха. Нэнси зябко ежится.
Она осторожно приподнимает одеяло и чувствует тепло, исходящее от тела Сары. Нэнси забирается под одеяло, обнимает талию Сары, прижимается лицом к ее спине. Сара что-то сонно бормочет и гладит руку Нэнси. Нэнси закрывает глаза. Она кажется себе ужасно тяжелой.
Я в маленькой лодочке на вершине красной волны. Волна все выше, выше… У меня кружится голова. Я приближаюсь к небу.
Пола
Дождь барабанил по ветровому стеклу. Дворники метались из стороны в сторону, их стук походил на отчаянное сердцебиение. Час назад она съехала с шоссе, чтобы купить пончик и кофе. Теперь сидела и смотрела вперед.
На заднем сиденье завозился мальчик. Пола обернулась и посмотрела на него. На миг его присутствие ее удивило. Четырнадцать? Пятнадцать? Может, бродяжка, а может, из дома убежал. Стоял у шоссе под проливным дождем. На его щеке краснел рубец.
— Ты первый, кого я подвожу.
— А раньше никого не подвозили?
— Нет!
— А чего ж меня взяли?
Мальчик стоял на обочине скоростного шоссе за Паукипси, съежившийся, как замерзающая собака. Брови сдвинуты, грязные штанины хлопают на ветру, прилипая к худым ногам. Тонкая курточка на пару размеров мала. Он даже руку не поднял, чтобы остановить машину. Она бы проехала мимо, но поняла, что этот мальчишка — знак.
— Пойду куплю еще пончиков, — сказала Пола. — Не выходи из машины, ладно?
В поисках бумажника она стала рыться в сумке. Листки шершавой бумаги для рисования, выпавшие из пачки сигареты, две растрепанные книжки в мягкой обложке, лифчик. На дне — крошки. Наконец она нащупала бумажник, открыла дверцу, побежала вверх по бетонным ступенькам, но остановилась, вспомнив, что оставила ключи в зажигании. Пола обернулась и бросила взгляд на мальчика. Он сидел на заднем сиденье и смотрел на дождь. Пола представила, как он заводит ее старую обшарпанную машину и уезжает, бросив ее у кафе.
Воздух в кафе был теплый, густой и сладкий. Продавщица протянула женщине с маленькой девочкой на руках благоухающий пакет из вощеной бумаги. Женщина разжала кулак и высыпала на ладонь продавщицы горстку монет. Без сдачи. Девочка уставилась на Полу припухшими спросонья глазами. Мать понесла ее к выходу.
Светловолосая кассирша разложила монеты по секциям поддона. Теперь перед ней стояла девушка с коротко стриженными, осветленными пергидролем волосами и огромными карими глазами, вокруг которых чернела размазанная тушь.
— Коробку глазированных пончиков и два больших кофе, пожалуйста, — попросила девушка.
— Вы ведь только что тут были, — с улыбкой проговорила продавщица.
— А я беременна, — с каменным лицом ответила девушка.
Вспомнив про мальчика, Пола обернулась и посмотрела на свою машину. Мальчик сидел на месте.
В машине она открыла промокшую под дождем картонную коробку. Мальчик нетерпеливо протянул левую руку и взял пончик, отвернулся от Полы и стал жевать.
— Где тебя высадить?
— А вы куда едете?
— На север штата.
— На север — годится.
Дождь стеной падал на ветровое стекло — будто они стояли в автомойке. Пола вела машину медленно, наклонившись к рулю, глядя сквозь тонкую стеклянную перепонку, отделявшую ее от ливня. Она представила, что стекло разбивается, на нее льются потоки воды, и она захлебывается.
Сделав глубокий вдох, она посмотрела на часы. Семь утра. Винсент, наверное, позвонил в полицию.
Они ехали час, не произнося ни слова. Остановившись на автозаправке, Пола посмотрела на мальчика. Тот уставился в окно, покусывая заусенец на указательном пальце левой руки. Поймав на себе ее взгляд, он положил руку на колено. Кожа вокруг ногтей была обкусана почти до мяса. Пола увидела две выступившие крошечные капельки крови. «Если выступит третья, — подумала она, — поеду к матери».
На выезде с автозаправки она свернула с автострады и полчаса ехала по шоссе к дому. В зеркале заднего вида она поймала на себе взгляд мальчика.
— Я собираюсь остановиться. Можешь остаться в машине, можешь войти в дом. Потом отвезу тебя к шоссе.
Небо начало проясняться.
К дому через густой лес вела подъездная дорожка.
— Хочешь зайти?
— Пожалуй, нет, — сказал мальчик. Он сидел неподвижно, словно примерз к сиденью.
В кухне работал телевизор, звук был негромкий. Шел выпуск новостей. Пола провела взглядом по тяжелым кастрюлям и сковородкам, висевшим на стенах, обратила внимание на пустое место, где раньше висела фотография отца. Она хорошо помнила этот снимок: отец стоял перед домом с двумя удочками. В тот день Пола впервые пошла с ним на рыбалку. Отец долго смотрел на воду, не говоря ни слова. Пола сжимала удочку обеими руками, поглядывая на высокие тростники у берега. Метелки тростника качались на ветру вразнобой, они были похожи на зевак, выгибающих шею, пытаясь лучше рассмотреть место происшествия. Леска резко натянулась.
— Папочка…
Отец взял у Полы удочку и стал быстро вертеть катушку. Пола неотрывно смотрела на неподвижную черную воду. Ее сердце часто билось. Рыба вылетела на поверхность, как ракета, и повисла над головой Полы и ее отца, размахивая хвостом. Отец схватил леску, вытащил крючок изо рта рыбы и бросил добычу на дно лодки.
Пиппа Ли — преданная жена успешного издателя, который на 30 лет ее старше, еще очень даже привлекательная женщина, на первый взгляд — вполне благополучная, мать двух взрослых близнецов, обожаемая подруга и соседка. Но, несмотря на такое очевидное и такое «безоблачное» счастье, Пиппа чувствует, что земля стремительно уходит из-под ног…«Частная жизнь Пиппы Ли» — история о романах, предательстве и измене, об обманчивой стабильности семьи и брака. А еще о том, что жизнь всегда дарит нам новые возможности, даже тогда, когда ты от нее ничего уже не ждешь.
Однажды окружающий мир начинает рушиться. Незнакомые места и странные персонажи вытесняют привычную реальность. Страх поглощает и очень хочется вернуться к привычной жизни. Но есть ли куда возвращаться?
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Семнадцать новелл француза Сержа Жонкура — это истории о любви и одиночестве, простые и сложные, как сама жизнь. Точнее, истории об одиночестве и любви. О том, что именно любовь порождает одиночество, заставляет нас чувствовать его еще более остро, порождая страстное желание избежать этой муки от единения с самим собой.Любовь у Жонкура всегда рядом. Она почти не слышна за шумом большого города и не видна в блеске его вечерних огней. Она спрятана в повседневности, затаилась в темном углу на соседней улице, мерещится в полузнакомом голосе в телефонной трубке, спит на кровати рядом или за стеной в соседней комнате, прячется за стеклами проезжающего мимо авто…А главное, что каждый из вас обязательно найдет в этих акварельных набросках на тему любви хотя бы одну свою новеллу, словно списанную с его жизни гениальным художником импрессионистом.
Жан-Доминик Боби — автор этой исповеди. «Скафандр и бабочка» — его послание миру. В его застывшем навсегда теле двигается только один глаз. Этим глазом он моргает, один раз, чтобы сказать «да», два раза, чтобы сказать «нет». Так, из обозначенных взмахом ресниц букв алфавита возникают слова, фразы, целые страницы. Так, из-под стеклянного колпака скафандра, из замкнутого в застывшем теле мозга, в котором порхают бабочки-мысли, он посылает нам свои почтовые открытки — послания из мира, в котором не осталось ничего, кроме духа и разума творца за работой.