Семь Замков Морского Царя - [5]

Шрифт
Интервал

— Не стоило произносить эти слова, — пробормотал другой студент, изучавший медицину. — Я отнесу эти страницы туда, откуда мы их взяли. Не думаю, что в них найдется что-нибудь полезное для нас.

— Но сначала их нужно расшифровать, — заявил теолог. — Ведь это гримуар, а в подобных проклятых документах…

— …можно обнаружить весьма полезные вещи, — ухмыльнулся третий студент.

Буря снаружи постепенно успокаивалась, и листы пергамента оставались спокойно лежать на столе под внимательными взглядами студентов.

— Полезные… Возможно…

— Если ты собираешься прочитать рукопись, тебе на это потребуется вся ночь!

— Не думаю, что при этом возникнут затруднения. Меня поражает, что в произведениях этого жанра всегда отсутствуют бесполезные и витиеватые рассуждения…

— Их авторы сразу начинают с in medias res[8]!

— Текст начинается со странного обращения к похитителям гримуара.

— Следовательно, к нам…

— Вот именно, к нам. Говорится, что однажды, независимо от нашего желания, мы познаем ЗНАК и приобретем необыкновенные способности.

— Знак?

— Это слово написано большими буквами. Но я разберусь во всем только при дальнейшем изучении рукописи, если мне это удастся. Мне кажется, это будет опасным занятием.

Несмотря на успокоившуюся бурю, в комнату ворвался ледяной ветер, пошевеливший листы пергамента. Лампа внезапно погасла.

Ее сразу же зажгли, и студенты увидели, что гримуар исчез.

— Мне кажется, — медленно произнес теолог, — что мы оказались втянутыми в необычное приключение. Мы трое…

Вот эта тройка: Даниель Сорб, Полей Текаре и Жюстен Помель.

II

Добрый день, господин Помель!

Отец Транквиллен оставил свой кабриолет на попечение слуги кабачка «Оловянный горшок», пересек под дождем аллею и толкнул дверь в аптеку Помеля, вывеска которой с надписью «Сладкая горечь» поскрипывала на ветру.

— Рогоносец! — заорал кто-то хриплым голосом, и священник едва не наткнулся на клетку, за медными прутьями которой забавно топтался попугай.

— Он явно ошибся, простите его!

Фармацевт улыбнулся своему бывшему университетскому товарищу.

— Какое оскорбление вместо приветствия! Конечно, оно не имеет отношения к тебе, Даниель. Или ты предпочитаешь, чтобы я обращался к тебе, используя твое церковное имя? Я не знал, что монахи встают раньше монашенок; тем не менее, я ожидал тебя спозаранку, и кофе уже на столе!

— Слушай, Помель! — обратился к хозяину священник, едва отхлебнув из чашки. — Я давно знаю, что ты человек опытный, и что это дело должно закончиться на тебе. В конце концов, случай…

— Что за вздор! — воскликнул аптекарь. — Это слово слишком легко приходит на ум. Конечно, оно было бы одним из первых в словаре нашего Текаре, останься он до сих пор в нашем мире…

— Бедный толстяк… — вздохнул отец Транквиллен.

— Толстяк? Последнее время он выглядел иначе, спиртное сожгло весь его жир! Так что теперь, мой дорогой коллега и…

— И сообщник!

— …теперь ничего нельзя изменить, особенно с того момента, когда один высокопоставленный церковник кое-что рассказал тебе и поручил важное задание. Ты ведь помнишь, что странная давнишняя история с одним здешним малышом закончилась ничем!

— Так ты знал его? — спросил Транквиллен.

— Да, конечно… но я не мог предвидеть, что… Каждый раз, проходя мимо моей аптеки, он кричал: «Добрый день, господин Помель!» И я уверен, что он больше никому не желал доброго дня от всего сердца. Повторяю, если бы я мог предвидеть, что он однажды войдет… Гм, в круг, что ли? Судя по тому, как быстро ты появился у меня, мое письмо основательно взволновало тебя.

— Взволновало! — вскричал отец Транквиллен. — Этот эвфемизм стоит запомнить! Ты открыл передо мной адские врата такого ужаса, который можно встретить только в книге Еноха! Те несколько страниц, что ты прислал мне, содержат кошмарные пробелы, и, если бы в последние годы мир слуг господних не был обеспокоен ничем более серьезным, я не обратил бы на эти обрывки внимания, сколь бы не была велика фантазия того, кто их написал.

— Ничем более серьезным? — хитро улыбаясь переспросил Помель. — Неужели малыш Иуда одержал верх над Иудой великим?

— Шутки в сторону, Жюстен! Как к тебе попали эти проклятые страницы, и кто такой юный Пьер-Иуда Югенен?

— На эти два отдельных вопроса потребуется дать два отдельных ответа. Давай допьем кофе и закурим наши трубки. Снаружи свирепствует дождь, и ветер постепенно меняется на северо-западный, так что соседство с доброй жаровней становится весьма желательным.

Разожжем огонь в печи, друзья,
И вспомним о давно прошедших временах…

Что-то в этом духе когда-то, во времена нашей студенческой юности, пела красавица Мирет Галлант, королева кабаре.

Так вот, я сидел в своей аптеке, составляя в соответствии с требованиями Кодекса мыльную мазь Жадело: маковое масло, белое мыло, сульфат калия, летучее масло чабреца — осмелюсь утверждать, что должно было получиться прекрасное средство против чесотки. И тут в аптеку вошла дама, чихая и сморкаясь, поскольку она сильно промокла под дождем.

«Чем могу быть вам полезен?» — спросил я, не сводя с посетительницы восхищенного взгляда, поскольку она была удивительно красива.

«Я хочу кое-что передать вам, — ответила она. — Меня зовут Хильда Ранд, я работаю в цирке Пфефферкорна, сейчас он остановился в этом городе. Много лет назад вы были знакомы с юношей, похоже, очень любившим вас, с Жюдом Югененом…»


Еще от автора Жан Рэ
Черное зеркало

ЖАН РЭЙ (настоящее имя Раймон-Жан-Мари Де Кремер; 1887–1964) — бельгийский прозаик. Писал под разными псевдонимами, в основном приключенческие, детективные романы, а также книги в духе готической фантастики: «Великий обитатель ночи» (1942), «Книга призраков» (1947) и др.Рассказ «Черное зеркало» взят из сборника «Круги страха» (1943).


Проклятие древних жилищ

«Жан Рэй — воплощение Эдгара По, приспособленного к нашей эпохе» — сказал об авторе этой книги величайший из фантастов, писавших на французском языке после Жюля Верна, Морис Ренар, чем дал самое точное из всех возможных определений творчества Жана Мари Раймона де Кремера (1887–1964), писавшего под множеством псевдонимов, из которых наиболее знамениты Жан Рэй, Гарри Диксон и Джон Фландерс. Граница, разделявшая творчество этих «личностей», почти незрима; случалось, что произведение Фландерса переиздавалось под именем Рэя, бывало и наоборот; в силу этого становится возможным соединять некоторые повести и рассказы под одной обложкой, особо не задумываясь о том, кто же перед нами — Рэй или Фландерс. Начиная уже второй десяток томов собрания сочинений «бельгийского Эдгара По», издательство отдельно благодарит хранителей его архива и лично господина Андре Вербрюггена, предоставившего для перевода тексты, практически неизвестные на родине писателя.


Мальпертюи

Бельгиец Жан Рэ (1887 – 1964) – авантюрист, контрабандист, в необозримом прошлом, вероятно, конкистадор. Любитель сомнительных развлечений, связанных с ловлей жемчуга и захватом быстроходных парусников. Кроме всего прочего, классик «чёрной фантастики», изумительный изобретатель сюжетов, картограф инфернальных пейзажей. Этот роман – один из наиболее знаменитых примеров современного готического жанра в Европе. Мальпертюи – это произведение, не стесняющееся готических эксцессов, тёмный ландшафт, нарисованный богатым воображением.


Последний гость

Бельгиец Жан Рэ (1887 – 1964) – авантюрист, контрабандист, в необозримом прошлом, вероятно, конкистадор. Любитель сомнительных развлечений, связанных с ловлей жемчуга и захватом быстроходных парусников. Кроме всего прочего, классик «чёрной фантастики», изумительный изобретатель сюжетов, картограф инфернальных пейзажей.


Круги ужаса

Бельгийский писатель Жан Рэй, (настоящее имя Реймон Жан Мари де Кремер) (1887–1964), один из наиболее выдающихся европейских мистических новеллистов XX века, известен в России довольно хорошо, но лишь в избранных отрывках. Этот «бельгийский Эдгар По» писал на двух языках, — бельгийском и фламандском, — причем под десятками псевдонимов, и творчество его еще далеко не изучено и даже до конца не собрано. В его очередном, предлагаемом читателям томе собрания сочинений, впервые на русском языке полностью издаются еще три сборника новелл.


Смерть Людоеда

Смерть прожорлива. Герои рассказа тоже охотно предаются желудочным утехам. Но кто же из них людоед?


Рекомендуем почитать
Обозрение современной литературы

«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».


Деловой роман в нашей литературе. «Тысяча душ», роман А. Писемского

«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».


Ошибка в четвертом измерении

«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».


Мятежник Моти Гудж

«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».


Четыре времени года украинской охоты

 Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...


Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.


У пределов мрака

Бельгийский классик Жан Рэй (псевдоним Реймона Жана Мари де Кремера) известен не только как плодовитый виртуоз своего жанра, но и как великий мистификатор, писавший на двух языках, французском и фламандском, к тому же под множеством псевдонимов — Гарри Диксон, Джон Фландерс и др. В очередном томе его собрания сочинений читателю предлагается никогда не издававшийся на русском языке роман «Гейерштайн», два сборника новелл — «Бестиарий» и «Новый бестиарий», а также несколько других произведений, практически неизвестных даже на родине писателя.


В мире будущего

Николай Николаевич Шелонский - русский прозаик и журналист конца XIX - начала XX века (точные даты рождения и смерти неизвестны). Жил в Москве, работал учителем, затем занялся литературной деятельностью. Сотрудничал с газетами «Русский листок», «Московские ведомости» и другими изданиями. Согласно архивным данным, являлся секретным агентом департамента полиции. Известен своими романами, которые можно отнести к фантастическому жанру. В этой книге представлены два произведения Шелонского. Герой романа «Братья Святого Креста» (1893) еще в Древнем Египте, приняв эликсир долголетия, участвует во многих исторических событиях, например в крестовых походах. Другой роман, «В мире будущего» (1892), занимает заметное место в российской фантастике и является одной из первых попыток создать полномасштабную славянофильскую утопию.


Показания гражданки Клио

Издательство «Престиж Бук» выпустило под одной обложкой сборник исторических расследований Кирилла Еськова — «Показания гражданки Клио». Помимо перешедшего уже в разряд классики жанра «Евангелия от Афрания» (а также «Японского оксюморона», «ЦРУ как мифологемы» и «Дежавю»), в книге представлен и новый исторический детектив — «Чиста английское убийство»: расследование загадочной смерти Кристофера Марло. Экстравагантный гений Марло — «Поэт и шпион», как он аттестован в заглавии недавней его Оксфордской биографии — был величайшим из предшественников Шекспира в английской поэзии и драматургии и — как уж водится у них, в Англии — сотрудником секретной службы «страшного Вальсингама».


Нат Пинкертон — король сыщиков

На протяжении многих десятилетий в конце XIX — начале XX века чуть ли не все европейские страны зачитывались приключениями короля сыщиков Ната Пинкертона, единственного, чья слава соперничала со славой Шерлока Холмса. Однако если образ Холмса возник под пером сэра Конан Дойля, то Пинкертон, едва ли не столь же бессмертный, был создан неизвестно кем, притом не в англоязычном мире, а в Германии. В России за последние годы были переизданы многие книги, рассказывающие о нем, но никогда не предпринималось попытки издать максимально полный свод выпусков этих приключений. В седьмом томе продолжаются приключения известного сыщика Ната Пинкертона.