Семь раз отмерь - [7]

Лизка фыркнула и перестала потрошить сумочку.

Еще вчера утром я бы мысленно показала Герке язык, а вслух сказала бы, что он циник. Ну или еще какую-нибудь глупость интеллигентную. Вчера утром. Сегодня я вспомнила, как какой-то невидимка в моей квартире требовал крови и поняла, что Геру от хорошего подзатыльника спасло лишь то, что он сидит за рулем.

Боже, что я сделала со своей жизнью, если замечания такого рода среди моих друзей стали нормой?

– Разрешаю тебе вообще об этом не думать, – проворчала я и стукнула раскрытой ладонью по подголовнику кресла водителя. – Или тебя заводят мысли о том, как я с кем-то целуюсь?

Лизка от удивления раскрыла рот, а Гера посмотрел на меня через зеркало заднего вида и вдруг широко улыбнулся.

– А знаешь, Тайка, когда ты вот такая… – Подмигнул мне. – Заводят.

Я ошалело моргнула и на всякий случай глянула на Лизку. Мол, ты это тоже слышала? Лизка все еще не закрыла рот. Значит, слышала. Забавно…

Честно, я не хотела спрашивать, вопрос сам собой сорвался с языка.

– Такая – это какая?

Горбачев хмыкнул, и я подумала, что он уже не ответит, но нет...

– Спроси у того, от кого герпес подцепила, – проговорил он и снова нажал кнопочку возле руля, погружая салон автомобиля в темноту.

– Тайка? – шепотом позвала Вершинина, но я сделала вид, что не слышу и отвернулась к окну. Никакого герпеса у меня не было, и, можете смеяться, но по-моему наш водитель догадался, какая немочь заставляет меня непроизвольно то и дело дотрагиваться до собственных губ. Иначе зачем бы он сделал музыку громче? Не иначе как для того, чтобы Лизка не приставала ко мне с вопросами… С вопросами, на которые я не готова дать ответы.

Дачный поселок Кучкуны был обыкновенным дачным поселком. Никакой охраны на въезде, три улицы, два фонаря, а до ближайшего магазина почти десять километров. Именно тут Людвиг Каренович в восьмидесятых годах двадцатого столетия построил маленькую хибарку, которая за долгие годы претерпела не одно преобразование и в конце концов превратилась в крепенький небольшой двухэтажный особнячок, окруженный ухоженным газончиком, с фруктовым садом и «уголком помидоров», где Мариам Артемовна выращивала не только помидоры, но и огурцы, болгарские перцы, укроп, петрушку и всякие другие вкусности вроде домашней картошки.

Сегодня домик любимого учителя был иллюминирован, украшен тыквами с фигурной вырезкой и имел всю атрибутику Хэллоуина, которой только было можно ожидать от нашей глубинки. И да, в качестве главного украшения Мариам Артемовну в костюме смерти с косой.

– Тетя Мариам! – Жена любимого педагога позволяла только и только такое обращение, – А разве у нас не вечеринка «Гарри Поттер»?

– Да нет же! – рассмеялась она. – Разве Люсик вас не предупредил? Это только ваши будут по поттериаде, остальные гости поселка на сегодняшнюю ночь выбрали другие темы.

– Да? – Мимо калитки, у которой мы стояли, прошла девушка-зомби. Ни фига себе масштабы… Надеюсь, я буду сторожить только наши ключи.

– Мариа-а-ам! – донеслось из-за дома. – Неси мясо, золотая моя, угли созрели!

– Таечка, от Марианчика комнаты. – Тетя Мариам вложила мне в руку ключ и мягко улыбнулась. – Ну, что я тебя учить буду? Сама все знаешь. Оставь там вещички и спускайся.

Марианчик или Марик по папиной версии – это старший сын четы Гезару, вот уже много лет он живет в Америке, но его комнату родители до сих пор не трогают. И неважно, что на даче он проводит три дня в год. Гезару любят одинаково сильно всех своих детей. Родных или приемных – не суть важно. Как раз Мариан у них приемный. О! Это поистине волшебная история. На самом деле Мариам Артемовна очень долго забеременеть не могла. Восьмидесятые годы прошлого столетия. Сами понимаете, какое тогда лечение было. Штамп «бесплодие» на лоб и вперед, можешь больше не предохраняться. Нет, бывали, конечно, счастливые исключения. Но Мариам Артемовна не из их числа.

Ей врач еще по молодости сказал, что детей у нее быть не может, но они с Людвигом Кареновичем сначала долго лечились, потом ездили по святым источникам, а потом взяли из детского дома трехлетнего Марика. Ровно через двенадцать месяцев у них родился Алан (и не говорите мне, что это не благоволение небес!), а еще через два года на свет появились близнецы, Томка и Евгения.

А Марианчик… Марианчик так и остался первенцем. Любимым старшим сыном, талисманом и маминой гордостью. Почему не папиной? Потому что папа мечтал сделать из наследника профессора литературы, а Марик выбрал спортивную карьеру и полностью ушел в спорт. Играл в каком-то американском хоккейном клубе, и Людвиг Каренович, наверное, даже говорил, в каком, но я не очень в этом всем разбираюсь, если честно.

Знаю точно, что в комнате Марика, сколько бы раз я тут не была, мне жилось легко и приятно. Здесь была удобная кровать, камин, письменный стол, за которым я не раз работала во время жарких летних каникул и сейф. Прекрасный сейф с электронным замком, код от которого знала только я (Ну и Марик, конечно, тоже).

И совершенно неважно, что виделись мы с ним один раз в семь лет. Я знала, кто он. Он имел представление о дружбе, которая связывает меня с его родителями, и о том, что я часто квартирую на его жилплощади в Кучкунах. Отношения наши ограничивались дежурным «привет-пока» и поздравительными открытками в Facebook.