Семь плюс семь - [9]

— Видите бутылку на полке? — спросила ведьма.

Я посмотрел и вижу пустую полку.

— Какую бутылку? — удивился я.

Ведьма рассмеялась.

— Ах, да, я забыла, бутылка-то наполнена водой-невидимкой!

— А вы ее видите?

— Конечно! Я умею видеть невидимое. Постойте, сейчас я ее достану.

Она подошла к полке и взяла рукой пустоту.

— Подойдите сюда. Держите! Да смотрите, не уроните.

И вот я держу что-то тяжелое, округлое и холодное… пожалуй, больше всего похожее на бутылку вина.

— Одна капля, и вещь не видна. Глоток, и вы сами невидимы. Да, хорошо я вспомнила: место, куда вы ее поставите, непременно чем-то отметьте, иначе проищете до потери сознания.

— Что я вам должен за ваши старания?

— Это подарочек! До свидания!

На прощанье она помахала рукой. Глядь, я стою посреди мостовой. Подарок невиданный, хоть никому и не видимый. Теперь-то, конечно, стало видно, что иметь дело с ведьмами не безобидно. Но, по чести признаться, мне и в голову не пришло чего-либо опасаться. Я скорее пошел домой, необычайно довольный собой. И по дороге радостно размышлял о том, какие сюрпризы устрою друзьям. И главное, какие каверзы поджидают тех злыдней, которые меня ненавидят. Я буду тихонько подкрадываться к ним сзади, таскать у них очки и ручки, вздыхать и стонать, мешая людям сосредоточиться, как раз когда им кажется, что они в одиночестве́. Стану изображать духов, чертей и призраков, пока у них истерики не вызову.

Опля! Что такое? Чуть не упал!

Посмотрел под ноги — все ясно: левым ботинком наступил на шнурок правого. Так не годится! Я нагнулся. Осторожненько поставил бутылку на край тротуара и старательно завязал шнурки, сперва на правом, потом, на всякий случай, и на левом ботинке. Аккуратность и осторожность прежде всего! Выпрямился — где же бутылка?

Так… Главное, не волноваться. Найдется — никуда не денется. Да вот же она! Нет… Может, чуть ближе́? Тоже нет? Тогда подальше?.. Левее? Правее? Простыл и след. Ищу на ощупь, будто ослеп.

Дзинь! Слышу звон разбитого стекла.

Мне ничего не видно, но случилось непоправимое, это вполне очевидно. Раскокал бутылку. Вода потекла по улице. Смотрю улица становится уже. Еще бы, когда воды-невидимки — огромная лужа.

— Хорошенькое дельце!

Я испуганно оглянулся. Рядом стояла ведьма. Ну и натерпелся же я страху! Как она, думаю, мне сейчас всыплет! Останется мокрое место! Но, надо же, не рассердилась! Даже слегка улыбнулась.

— Я в тебе не сомневалась. Кроме гадостей или глупостей ничего и не жди от людей. Отойди-ка в сторонку да поживей!

Я посторонился. Она наклонилась и начала шарить в луже.

— Может быть, говорю, вы мне поможете? Не стало бы хуже! И натворил же я бед!

А она в ответ:

— Чужие беды не мое дело! Я хочу подобрать осколки, чтобы не поранились ребятишки.

Удивительно, ведьма — и такая заботливая.

Смотрю, пальцев у нее не стало, вот и руки исчезли, потом голова, а сгорбленное тело пока еще сидит, но мало-помалу и его не стало.

— Сударыня! — кричу. — Мне вас не видно!

— Еще бы, — отвечает голос ведьмы. — Это от воды-невидимки. А ты что здесь прохлаждаешься. Иди-ка лучше домой.

Домой так домой. А тем временем на мостовой потихоньку росла, делаясь все глубже, дыра, и чтобы разглядеть ее получше, зеваки подходили поближе. Их становилось все больше. Они задавали вопросы, собирались звонить в полицию, в пожарную часть обращаться. Тут я понял: пора смываться.

А что было дальше, вам всем известно. Мы же пережили это все вместе. Как не знаете? Быть не может! Ах, ну да, вы меня моложе! И ваш дед не припомнит тоже? Что же все верно, он долго жил, а еще больше пережил и поэтому все позабыл.

Хорошо, тогда слушайте. На другое утро я прочел в газете, что бульвар Люстюкрю, а он где-то здесь поблизости, испорчен огромной трещиной. Ходить по нему еще можно, но только не женщинам, потому как при ходьбе возникает головокружение от ощущения неестественного парения. Будто шагаешь по воздуху и любуешься земными глубинами, разноцветными глинами, гранитами, сокровищами зарытыми, водопроводом, станциями метро и толпящимся там народом.

А вода-невидимка растекалась все шире, проникала все ниже, и все меньше кварталов оставалось в Париже. Его обитатели, словно слепцы, передвигались на ощупь, искали двери, держа ключи наготове. Прозрачность увеличилась во сто крат. Вот вдалеке показался ад. И в морской бинокль рассмотреть я не мог даже чертенят. Уж как вы, не знаю, а я их обожаю. И в театр, и в кино бегу со всех ног на всякую чертовщину.

Преисподня разверзалась, вода все глубже пробиралась. Не прошло и недели, как внизу показалось голубое дальнее небо с легкими облачками. Мы видели антиподов, иными словами, обитателей южного побережья Тихого океана. А один мой приятель похвалялся, что благодаря телескопу разглядел одного папуаса попу, а в ней дырочку. Папуас загорал в Австралии, а может, где и подалее…

Я-то думаю, он приврал. С такого-то расстояния! Да и кто и когда видел дырку, будь она хоть в попе, хоть на трусах после стирки. Дыра — это же отсутствие. А того, чего нет — не увидишь. Так что если услышишь, что говорят: я видал дыру, имей в виду: говорят о том, что ее окружает…