Старший прораб, инструктировавший меня перед первым дежурством, предупредил, что в любое время может проверить, как я исполняю свои обязанности.
— …и, не дай бог, застану тебя отсутствующим на объекте или спящим — без объяснений выгоню. Вылетишь, как пробка из бутылки, и тебе не поможет даже Начальник отдела кадров! — заявил он.
Судя по его словам, начальник СМУ не преминул обнародовать свои догадки.
Естественно, не желая потерять такое клёвое место и не имея будильника, в первую ночь я очень боялся заснуть и потому, как только меня начинало клонить ко сну, тут же одевался и топал на обход. В свете яркой лампочки и луны девственный снег удивительно красиво искрился, а под ногами добродушно поскрипывал. Охраняемая площадь была довольно внушительной: чтобы обойти её по периметру, требовалось добрых тридцать минут.
Первый обход я сделал, когда ещё были слышны какие-то звуки со стороны поселка: голоса, музыка, лай собак, — и шагать было даже весело. Ночью все выглядело совсем иначе, не так, как при свете дня. Всё вокруг казалось совершенно незнакомым.
Я медленно брёл по свежевыпавшему снегу и старался думать о чём-нибудь приятном. Пытался даже стихи сочинять, но из этого, к сожалению, в первый обход ничего не вышло. Когда отправился на обход во второй раз, ощутил какое-то непонятное беспокойство. А пришло оно после того, как вспомнился рассказ старшего прораба. Он в красках поведал мне историю о том, как с год назад неизвестные люди наведались на стройку, чтобы стащить рамы и доски, но наткнулись на сторожа и зарубили его топором.
Весёленькая история для человека, заступающего на своё первое ночное дежурство, не правда ли?
Под впечатлением этой раздирающей душу истории иду я по стройке и стараюсь выбирать места посветлее. По спине мурашки и холодный пот. Повсюду мерещатся какие-то тени, слышатся подозрительные шорохи. Чтобы отогнать страх, начал громко петь — говорят, это помогает… Какое там! С огромным трудом сдерживался, чтобы не броситься бежать. Этот обход показался мне вечностью, а когда добрался наконец до бытовки, был так рад, словно получил известие о досрочном освобождении. Казалось, никто никогда не заставит меня отправиться в следующий обход.
Но, посидев и отогревшись, успокоился, чайку попил с бутербродами и даже посмеялся над своими страхами. Вполне возможно, мой организм сумел адаптироваться к новому положению и загнал страх куда подальше. Во всяком случае, следующий обход прошёл без каких-либо осложнений. И именно тогда мне и удалось написать одно из моих самых любимых стихотворений:
Поэт в неволе
Ты — королева в заточенье,
А я — придворный твой поэт,
Как будто бы лишённый зренья,
Но всей душой готовый петь…
Слепые лучше сердцем видят:
Бетона толща — не заслон.
Поэтому, в темнице сидя,
Могу я охранять твой сон.
Писать послания и оды
И воспевать красу души,
Желать простора и свободы,
Чтоб радостью земною жить.
Восторжествует справедливость,
Нас ждёт свобода впереди.
Надеюсь, Королевы милость
Меня тогда вознаградит…
Гораздо легче стало, когда я перекупил у одного хмыря старенький, но вполне исправный будильник. И совсем лафа пришла, когда Семён Вершинин, один из моих сменщиков, проработавший сторожем уже более года, как-то проговорился, что последний раз делал обход месяцев десять назад.
— Понимаешь, Виктор, я как рассудил: если кто-то захочет чего-то прибрать на нашей стройке, то чем ты или я сможем ему помешать? — задал он риторический вопрос. — Голыми руками, что ли? Да и кому, честно говоря, приспичит тащиться на стройку ночью, если он вполне может за бутылку вывезти всю стройку днём, ему ещё и грузить помогут… Скажи, я не прав?!
Мне нечего было возразить, но я всё-таки напомнил:
— А старшой разве не проверял тебя ни разу?
— Прораб, что ли? Петрович? — Семён так весело рассмеялся, словно услышал забавный анекдот. — Делать ему нечего, чтобы по ночам от своей Нинки на стройку из города шастать! Он и меня перед первым дежурством пугал… Слушай, а Петрович тебе, случаем, не рассказывал про то, как некоему сторожу башку ломом проломили? — Он заразительно заржал.
— Топором, — возразил я, не понимая причины подобного веселья.
— Ну и жук наш прораб! Я потом всё разузнал о том, что случилось пару лет назад… Башку действительно проломили одному сторожу, но не во время дежурства, а во время траханья с чужой женой. Её муж, кстати, прапорщик, возвратился некстати с дежурства домой. Видит, на столе бутылка, закусь всякая, ну, думает, какая жена заботливая, заходит в спальню, а тот сторож с его женой кувыркается вовсю. Вот прапора и заклинило: схватил в сенях ломик и саданул по глупой башке…
— Насмерть?
— Нет, к сожалению…
— Почему «к сожалению»? — не понял я.
— Бедняга на всю жизнь «ха-ха» словил — дуриком стал. Сактировали его: бедолага после встречи с ломиком не только не помнил, откуда он, но даже своё имя позабыл напрочь. Живёт по подвалам и питается либо с помойки, либо чем Бог подаст…
— Да, получил удовольствие, — с сочувствием покачал я головой и, естественно, припомнил свою любовную историю с женой капитана — похоже, я легко отделался, но спросил о другом: — А что с прапором?
