Семь часов до гибели - [8]

Шульгин сделал все, что велел летчик, и приподнялся, намереваясь в это кресло пересесть.

Кусаков дернул его за рукав и силон усадил обратно. Перегнулся через Шульгина и, открыв дверь, осторожно опустил кресло за борт.

Шульгин хотел ответить ему так же резко, но сдержался и промолчал, глядя, как кресло стремительно закрутилось, как ветер стал швырять его из стороны в сторону на всю длину троса. Кусаков, стиснув зубы, совершал какие-то замысловатые движения рычагами, стараясь как можно более плавно опустить кресло на палубу. Но… новый порыв ветра подхватил оранжевый квадратик и с необыкновенной силой грохнул его о надстройку — кресло разлетелось вдребезги.

Кусаков взглянул на побледневшего Шульгина.

— Торопливость хороша, — Кусаков вздохнул, — при ловле блох!

11.43. Кусаков попытался сесть еще раз. Чуть не срубил мачту впитом и снова поднялся.

— Нет, — сказал Шульгин, отвечая своим мыслям. — К чертовой матери такую работенку. Лучше уж мешки буду грузить на пирсе или в деревню поеду…

Кусаков не ответил. Закусив губу, он зашел над кормой корабля и… Опять промахнулся.

— Вот все кончится, — продолжал Шульгин, — и баста. Не верите? — Он протянул Кусакову руку ладонью вверх: — Поспорим?

— Что кончится-то? — сквозь зубы, сдерживая бессильную ярость, проговорил Кусаков.

— Как что? — Шульгин недоуменно посмотрел иа Кусакова. — Сесть-то надо…

— А лечь ты не хочешь?! — взорвался Кусаков. — В гроб! Или на дно? На пару со мной и еще сколько-нибудь из них, — он ткнул пальцем в направлении «Витязя», — с собой прихватить? Этого ты добиваешься, да?!

— Не сметь кричать! — вдруг заорал Шульгин и изо всей силы стукнул себя по колену. — Летчик, понимаете, называется! — Шульгин, морщась, погладил ушибленное колено. — Истерики, понимаете, как баба, закатывает.

— Нельзя ли повежливей? — насупился Кусаков. — Я все-таки при исполнении…

— Да и я все-таки не на пляже…

— А на пляже хорошо, — вдруг мечтательно улыбнулся Кусаков, — девушки… Пиво…

Кусаков вслушался в наушники и стал серьезным.

Шульгин напряженно смотрел на него.

— Вас понял, отбой! — сказал Кусаков и посмотрел на Шульгина: — «Витязь» просит срочного хирургического вмешательства. Плоховато парню.

— Ну вот… — Шульгин развел руками.

— Что — «вот»! Что — «вот»-то?! — снова повысил голос Кусаков, но, взглянув на Шульгина, добавил примирительно: — Что я — не понимаю, что ли?.. Там человек и все такое… Но и ее понять нужно, — он постучал пальцем по приборной доске. — Это машина. Не может она на энтузиазме, не получается у нее. Она же просто расшибется. И — все.

— Расшибиться можно, — помолчав, сказал Шульгин, размышляя о чем-то своем. — Да-а… А если нет? — повернулся он к летчику.

— Да как же нет?! — возмутился Кусаков. — У нее же угол крена задан? Задан. У нее…

— Погодите, — перебил его Шульгин. — Как низко вы сможете зависнуть?

— Ну, метра четыре… Ну, три, три с половиной… — сказал озадаченный Кусаков. — А что?

— Радируйте на «Витязь», — не терпящим возражения голосом сказал Шульгин, — чтобы они меня подстраховали. Палуба-то у них обледенела, — как бы извиняясь, закончил он.

— Вы с ума сошли?! — Кусаков посмотрел на него так, будто видел впервые.

— Бог не выдаст, свинья не съест, — сказал Шульгин и шмыгнул носом.

В это мгновение он стал похож на деревенского паренька, решившего выступить в одиночку против враждебной ватаги.

12.01. Шульгин, оттолкнувшись от дюралевого пола, прыгнул вниз солдатиком.

Вертолет сильно качнуло, и он, чуть не задев винтом палубную надстройку, резко ушел в сторону.

Шульгин упал в кучу людей, сбившихся с вытянутыми руками, но от удара его тела страховавшие его врассыпную разлетелись по обледенелой палубе.

— Товарищ врач, — подбежавший матрос стал помогать ему подняться, — что вы глаза-то закрыли? У нас тут ничего страшного нет.

Веки Шульгина дрогнули и медленно поднялись.

— А я не здесь закрыл, я в вертолете закрыл…

— Командир корабля капитан-лейтенант Гаркуша, — представился спустившийся с мостика командир «Витязя».

— Шульгин. Хирург.

— Ну, знаете, — сказал Гаркуша и с чувством пожал руку Шульгину. — Такое я впервые… Вы просто…

— Я очень испугался, — сказал Шульгин.

Тут он сильно побледнел, выдернул руку из руки Гаркуши и, с трудом преодолевая скользкую, уходящую из-под ног палубу, бросился к борту.

Ухватился за леер и согнулся в три погибели над черной пенящейся водой…

— Порядочек, товарищ капитан, — говорил Кусаков в микрофон. — Конечно, риск был, но кто не рискует, тот на пляже пиво пьет с девушками, я так считаю. Главное — был трезвый расчет, вы ^ж меня знаете, я без этого не могу!

Когда Шульгин спустился в кубрик, где матросы по-прежнему держали попеременно на вытянутых руках раненого, все движения его приобрели необходимую осмысленность, несуетливую четкую быстроту. Одновременно он совершал несколько действий, из одного возникало другое, переходило в третье, давало начало четвертому: он прополаскивал горло у раковины, а руки уже тянулись за четвертинками лимона, что подавал ему фельдшер Максимыч; жуя лимон, он тут же свирепо тер руки щеткой с мылом, в то же время уже вглядываясь в раненого. И разговаривал так же — сразу с несколькими.